Тимофей крякнул и доброжелательно улыбнулся, положив пилу под крыльцо. Затем подошел к своему добротному забору и открыл калитку, приглашая мальчика и собаку на свой участок. Антошка нерешительно сделал пару шагов и замер, вдруг увидев, что слева от дома, недалеко от калитки, в будке спит огромный черный пес. Он наполовину лежал в будке, его глаза были закрыты, и казалось, будто он совсем не заметил прихода гостей. Тимофей сначала удивился, что мальчишка замер, решил, что он совсем одичал, живя с собакой, но затем заметил, куда направлен взгляд Антошки. Мужчина рассмеялся и сказал, что бояться не стоит и что его Рекс редкой доброты пес. Но Пегая все равно обошла своего Антошку и встала слева от него, чтобы в случае чего дать бой псу. Мальчик дошел до крыльца и остановился в нерешительности, тогда Тимофей мягко подтолкнул его на ступеньки, и мальчик стал подниматься. Пешка тоже хотела пойти с ним, но Тимофей прикрикнул на нее и пообещал, что принесет ей костей. Он и в самом деле это сделал, бросив ей кучу костей рядом с крыльцом. Собака принялась их грызть, с подозрением поглядывая на пса в будке, но тот и ухом не повел в ее сторону. Видимо, в этом доме его кормили досыта.
Тем временем Антошку Анна и Тимофей усадили за стол. Анна поставила перед ним огромную тарелку наваристых щей и положила несколько кусков домашнего черного хлеба.
– Кушай, – предложила Анна, пододвигая Антошке ложку.
Мальчик с трудом взял ложку правильно и начал неловко хлебать щи, поднеся рот к краю тарелки. Мальчик торопился, так как ему очень хотелось есть и он боялся, что эта тарелка еды куда-нибудь денется. Он суматошливо ел суп, и горячая жидкость выливалась у него изо рта и стекала по подбородку прямо на футболку. – Куда же ты спешишь! Никто у тебя щей не отнимет! Возьми хлеб! – приказала Анна, улыбаясь. Ей нравилась эта живость и непосредственность мальчика. И в то же время ей было бесконечно жаль ребенка, так рано лишившегося родительского тепла.
Антошка протянул чумазую руку, взял кусок мягкого хлеба и начал есть его; крошки падали на его одежду, как снег на землю в январе. Съев половину тарелки щей, Антошка почувствовал, что еще чуть-чуть – и он лопнет. Мальчик положил ложку на стол и, посмотрев на Анну и Тимофея, помотал головой и стал слезать с лавки, на которой сидел. Сначала он спустил одну ногу, но потом, секунду подумав, снова забрался на лавку и взялся за кусок хлеба, вопросительно посмотрев на хлебосольных хозяев.
– Бери, – добродушно разрешил Тимофей.
Тогда Антошка, схватив хлеб, слез с лавки и побежал на улицу. Там его ждала Пешка. Мальчик обнял собаку за шею, и тут на крыльце снова появился Тимофей. Он нес тарелку недоеденных щей, чтобы отдать их собаке Антошки. Пегая с удовольствием выхлебала предложенное ей еще одно угощение и даже начисто вылизала тарелку. Пока собака ела, Антошка гладил ее по спине и радостно смеялся: ему нравилось смотреть, как ловко Пешка ела. Потом собака схватила кость и стала призывно смотреть на мальчика, тогда он собрал оставшиеся несколько костей, и они покинули участок Барановых. Черный пес так и спал в своей будке.
Анна и Тимофей смотрели вслед удаляющимся фигурам собаки и мальчика. У Анны уже не было возможности из-за здоровья завести детей, а вот желание – было. И сейчас оно проявилось с утроенной силой. На самом деле ей нравилось возиться с малышами, с детками, пока они не становились подростками. Подростки, эти недовзрослые, вызывали у Анны чувство недоверия и отторжения. Ей хотелось, чтобы они поскорее стали совсем взрослыми и начали жить своей жизнью, не вмешиваясь в ее. Именно поэтому все ее дети, закончив семилетку, сразу поступали во всякие ПТУ, где предоставлялось общежитие. Но маленьких детей Анна очень любила. Как они смешно бегают по дому, когда научатся ходить. Как они задают сотни вопросов, чтобы познать мир. Как они набивают себе первые синяки и шишки. Как они идут первый раз в школу. И еще много чего. Все это Анне Барановой нравилось. Но ей уже было поздно заводить еще детей, и поэтому она иногда думала о том, чтобы взять на воспитание сиротку. Тимофей был бы не против, он тоже любил маленьких детей за их живость и игручесть. Но пока они оба склонялись к тому, что дети – это дорого. Так что им оставалось только смотреть вслед этому малышу, которого они только что накормили.