Апартеид по-британски

Рост классового сознания «цветных» трудящихся, подкрепленный их социальной активностью, солидарность с ними их белых братьев по классу, осознание общности их врага — эксплуататоров — только на этих путях может лежать решение острейшей проблемы. Примеры таких совместных действий уже не единичны. Так, владельцы расположенной в Западном Лондоне фабрики пищевых продуктов, видимо, не без умысла так расставили представителей различных этнических групп, так организовали оплату их труда, что на предприятии постоянно поддерживалась Напряженность между белыми, вест-индцами и выходцами из Азии. Однако, когда назрел конфликт с администрацией, этнические барьеры рухнули, и рабочие, отстаивая свои права, выступили единым фронтом⁴⁷.

Очень важно, подчеркивает член Исполкома Компартии Великобритании Дэвид Кук, чтобы «рабочее движение и его организации повсюду в стране, органы управления внутригородских районов детально разработали свой курс в области местных проблем, увязав его с общенациональной левой альтернативной политикой; это основной вопрос…»⁴⁸.

Глава IV

Мой дом — моя крепость?

Гэвтон Шеперд был «хорошим черным». Выходец из Гайаны, он смог добиться определенного положения в Брикстоне — столичном районе, где живет много иммигрантов. Его благовоспитанность могла сравниться лишь с его красноречием и любовью к справедливости. Эти качества помогли ему занять место проповедника методистской церкви. Одновременно он сотрудничал в комиссии расового равенства, где занимался делами молодежи. Материальное положение Шеперда было столь благополучным, что он смог приобрести едва ли не роскошный по меркам Брикстона трехэтажный коттедж.

Короче говоря, по всем признакам уроженец бывшей Британской Гвианы весьма успешно интегрировался в британское общество. Во всяком случае сам он, вероятно, считал именно так.

И это явилось его роковым заблуждением. Поскольку истэблишмент не терпит «чужаков», особенно если цвет их кожи хоть на йоту отличается от лилейно-белого.

А началось все с того, что супруги Шеперд решили сдать в аренду два верхних этажа своего «особняка». Новыми жильцами стали члены семейства Харрисов. Как это порой бывает, отношения между двумя семьями, обитающими бок о бок, не сложились.

Харрисы стали регулярно вызывать полицию, заявляя, что жильцы с первого этажа «терроризируют», «запугивают» их и вообще сживают со свету. Блюстители порядка исправно являлись по вызову. Обвинения арендаторов вносились в протоколы, а однажды проповедника просто-таки схватили за шиворот и на глазах его троих маленьких детей поволокли к полицейскому фургону.

Шеперды также пытались прибегать к помощи стражей закона: когда накал страстей в препирательствах с соседями приближался к опасной грани, они звонили в участок, прося прислать полицейских. Но ни разу их просьба о помощи не была удовлетворена.

Чем же объясняются столь удивительные действия блюстителей порядка?

А удивительного ничего нет. Все закономерно. Харрисы — стопроцентные белые. Шеперды — стопроцентные черные. Эти обстоятельства объясняют и дальнейший ход событий.

Арендаторы обратились со своими обвинениями в муниципальный совет, который мгновенно возбудил против владельцев дома уголовное дело. Весьма примечательный характер носило разбирательство в суде. Мистер Харрис, выступавший в роли истца, заявлял, что он и его близкие постоянно подвергались оскорблениям со стороны владельца дома и членов его семьи. Среди обвинений были и откровенно дурно пахнущие. Помимо полицейских, уже давно обнаруживших свои симпатии и антипатии, показания арендатора взялся подтвердить лишь один свидетель — белый джентльмен, живший неподалеку.

Двенадцать присяжных, из которых 11 были белыми, закрыли глаза на веские контраргументы, представленные защитниками обвиняемых. Выяснилось, например, что оскорблениями осыпались как раз Шеперды. Так, суду было представлено документально подтвержденное свидетельство, что госпожа Харрис громогласно заявляла, что «таким, как Шеперд и его семейка, место не здесь, а в джунглях». Обнаруживалось, что третированию подвергались маленькие дети проповедника. Приводились и подробности грубого и явно беспочвенного ареста владельца дома. Мало того, защита представила суду целый ряд документов, подтверждающих добропорядочнре поведение ответчика. К тому же в противовес фактически единственному свидетелю обвинения все показания Шеперда подтверждались значительным числом людей.

Три недели длилось это, с позволения сказать, разбирательство. Судья, равно как и присяжные, упрямо гнул свою линию. Их даже не смутило, что едва ли не первое заявление истца — относительно его места службы — оказалось ложным. Адвокат обвиняемого — как и он, темнокожий, — анализируя атмосферу в зале суда, позже признался: «Я чувствовал себя крайне нелепо… Казалось, они и меня хотят засадить за решетку».