Апокалипсис отменяется (сборник)

— Но теперь, мы действительно… смертники. — Последнее слово Стас произнес с придыханием, споткнулся. Зашитые по карманам болты и гвоздики звякнули разом, звук отразился зловещей волной, мрачной, как окружающий пейзаж. — Если рассуждать здраво, — его голос упал до шепота, — этот шаг ничего не изменит. Мы даже не можем спрогнозировать эффект. Ну убьет кого-нибудь, пусть пару сотен, и что? Это жест отчаянья, тебе не кажется?

Олег отозвался зло, даже в тусклом свете заметно, как проступили багровые пятна на щеках и шее:

— Кажется. Но это последний способ напомнить людям о вечных ценностях. Человек лезет в сферы, доступные только богу. Человек не имеет права отменять смерть! В этой эпохе разврата мы станем первыми, и за нами потянутся, вот увидишь! Индусы встанут, китайцы, вьетнамцы, да мало ли кто еще! Просто кто-то должен стать первым, должен показать пример.

Палец Стаса с силой оттянул ворот футболки, будто истертая ткань сдавила горло.

— Но это убийство, — проронил он.

Олег остановился резко, маленькие глазки поймали лунный отблеск, сверкнули злобным мертвенным светом. В измученном жизнью лице застыло тотальное отвращение.

— Стас, мы идем спасать человечество, запомни!

— А как же наши? — спросил попутчик и кивнул в сторону поселения. — Там остались только старухи и зеленый молодняк.

— С ними Василий Петрович и дед Натан!

— Этого недостаточно…

— Стас! Хватит сомнений! Мы слишком долго сомневались, слишком! Это последний шанс, и его нужно поймать, если не за хвост, то за горло!

— Нас засекут раньше, чем приблизимся к этой проклятой площади, — убито отозвался Стас. Массивные руки разошлись в стороны, болты и гвоздики снова звякнули, звук прорезал ночь. — Посмотри на нас. Люди будущего выглядят иначе. Ну а пластит… Любая система безопасности…

Губы шефа искривились презрительно, нос покрылся неровными складочками:

— Не засекут. Ты ведь сам говорил, что технологии скачут, как черти, а все наши запасы — древности. Если это правда, значит, пластит — тоже пережиток прошлого, его не обнаружат хотя бы потому, что искать не станут. Вообще, в мире, где больше не боятся смерти, никто и не подумает искать смертников. Мы для них кто-то вроде домового или лешего, разве не так?

* * *

Поезд прорезал встречный ветер и плавно остановился. Серебристый корпус искрится на солнце, переливается, мерцает. Дверки разошлись беззвучно, навстречу шагнул высокий худой человек в светлом костюме. Он замер, рассматривая странную парочку на перроне. Огромные мужчины выглядят диковато, камуфляж на обоих истрепанный, оттенки зеленого пожелтели. Куртки слишком широкие, болтаются, скрывают сильные тела. Оба в тяжелых, туго зашнурованных ботинках, только шнурки эти порваны и связаны узлами. Лица незнакомцев странные, глаза нервные.

Стас почувствовал, как леденеет кровь, в горле материализовался тугой ком. Рука уже потянулась ко лбу, который вдруг стал горячим и мокрым, но Олег отвлек от неприятных раздумий, просто шагнул в поезд.

— Мы едем? — бросил шеф беззаботно.

— Конечно.

Стас шагнул следом. Беспокойство по-прежнему грызло, но смертник не обернулся.

В просторном тамбуре чисто, нет даже малейшего намека на табачный запах. Олег удивленно отметил белизну стен: поезд будто только-только вынырнул из цеха сборки. Вагон отделен еще парой дверей. За прозрачными стеклами виднеются два ряда мягких кресел, пассажиров немного.

— Что дальше? — пробасил шеф.

— Нужно пройти в вагон, иначе привлечем слишком много внимания. Народ больше не катается в тамбурах.

Стас приложил палец к небольшой панельке у дверей. После долгого раздумья панель окрасилась желтым, а дверцы распахнулись.

— Ты тоже палец приложи, — пробормотал Стас, — а то местные не понимают халявщиков. Для них это как воровство, даже хуже.

Пройти в вагон незамеченными не удалось. К парочке устремились взгляды, полные удивления и беспокойства, но каждый старается отвернуться прежде, чем амбалы распознают интерес.

Как только соратники устроились в креслах, Олег шепнул:

— Неуютно.

Стас растопырил ноздри, шумно втянул воздух и заявил:

— Зато пружины в одно место не впиваются. И запах нормальный. По крайней мере, китайской фабрикой не воняет.

— Только все равно бесит. Как можно называть экономикой изобилия систему, где нужно платить за общественный транспорт?

Стас усмехнулся, взглянул с видом знатока, понизил голос до едва различимого шепота:

— Смысл «изобилия» в отсутствии дефицита — любой ресурс восполняем, любую вещь можно скопировать. Но бесплатного тут нет, ни грамма.

— А как же мы прошли в вагон?

— Какой-то резерв заложен на каждого. Минимум. Как пособие по безработице.

— Все равно неправильно. Платить за проезд… блин, не по-русски, — протянул Олег.

— Согласен. Но правила такие. Чтобы пользоваться — нужно платить. А чтобы платить — нужно зарабатывать. Кто не умеет зарабатывать, того принудительно на работу устраивают, но такой человек автоматически причисляется ко второму сорту. Это еще один принцип их «изобилия» — избавиться от нахлебников.