Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

– Ах, вот он о чём! – Ахнул про себя Харитон. – А ведь как верно он заметил о многострадальности нашего языка. – Размыслил Харитон, давая не только отдохнуть своему действительно многострадальному языку, которому столько приходится на себя брать, пережёвывая день за днём жвачку, елозя в зубах в попытке вытащить застрявшие кусочки мяса, искать пути коммуникабельности с другим носителем языка, не всегда залезая к нему в рот (есть и другие неожиданные места), и это всё окромя его прямых обязанностей: собой плести всякую чушь, под человеческим названием словообразование, быть вкусовым экспертом во всём и, конечно, быть притчей во всех языках, но и отдав должное ему, облизнув его.

– Пожалуй, дам я ему сегодня отдохнуть. – Решил крепко Харитон. – И не буду его мучить своей словоохотливостью. – И только Харитон собрался претворить в жизнь это своё решение, как вдруг выясняется, что его язык большой трудоголик и категорически против таких в свою сторону поблажек. И если на то пошло, то его здоровье как раз и зиждиться на такой его трудоёмкости. В общем, не успел Харитон в уме эту свою мысль закрепить, как его рот не устоял перед натиском его же языка, который вырвался наружу и громко о себе заявил: «Чучундра!».

Да так это вышло для всех неожиданно, что Гаврила чуть присел от неожиданности вместе с ошалевшим на лицо Харитоном, ну а Клаву этим напором мысли и оформленного в слово слога отдало назад. Но она не упала, как можно было постоянно от неё ожидать и ожидалось. А видимо, она так вросла ногами в пол, что даже такая дикость и хамство в лице Харитона, устояло её на месте.

Правда, это единственное, плюс вытаращенные в изумлении глаза, что она смогла противопоставить своему противнику, который быстро пришёл в себя, удовольствовался неоднозначным и по мнению Гаврилы весьма неординарным подходом к выбору имени для их подзащитной (вот так они уже на её счёт смекнули), и не видя в глазах Клавы должного понимания своей отныне судьбы, которая полнейшим образом находится в их руках и языках, выразили грозность в лицах и обступили её со всех своих сторон.

– И смотри, не глупи. – Очень настоятельно обратился к Клаве Гаврила. – Не отзовёшься с первого раза на выбранное нами тебе имя, тебе уж точно тогда дальше не скучно будет жить. – Гаврила внимательно смотрит на потёкшую в глазах, всю бледную Клаву, и немного оттаяв её видом, смягчается. – Ладно. Так категорично, как предложил, – Гаврила кивает на Харитона, – большой знаток имён, Харитон, мы тебя не будем звать. (Харитон тоже смягчает своё недовольство таким волюнтаризмом Гаврилы). Но, если мы увидим, что ты проявляешь к нам недолжное уважение, то мы тебя быстро смирим «изящным» именем. Верно, Харитон. – Гаврила обращается к Харитону, которому нравится, что с ним советуются в таких ни малосущественных вещах. И он согласно кивает.

Когда же Клава на потрясывающихся ногах, которые она и не чувствует, пропускается сквозь их строй туда, куда ей было не столь уж нужно, а сейчас стало позарез нужно, Гаврила с Харитоном само собой провожают её в спину. И в один из моментов, когда Клава подогнулась в ногах, переглядываются друг с другом и спрашивают опять же друг друга. – И как же нам это чучело звать?

Но вроде как Клаве повезло и эти господа столь креативного мышления, Гаврила с Харитоном, не слишком с ней жёстко обошлись, назвав её при первой же возникшей возможности, которую так тщательно избегала Клава, не как на том настаивала первая пришедшая при её виде мысль Харитона «Чучело», но только в другой своей синонимальной интерпретации. А когда эта возможность вдруг для Клавы (конечно, не для неё, но вы понимаете) возникла в виде обеденного перерыва, за которым она и позабыла обо всех мерах предосторожности и без оглядки по сторонам осталась за своим рабочим столом, как вот оно – смешливые голоса Гаврилы с Харитоном буквально где-то не далеко и Клава в нервном испуге вжимается головой в плечи (а дальше под стол она не решается) и начинает каждой клеточкой своей спины вслушиваться, что там её ждёт.

Ну а чего она ждёт, то она только одного ждёт – всеобщего дикого ржания после её окрика «Чучело!». И на этот окрик она точно не осмелится не ответить хотя бы оборотом головы. А попробуй она ответь иначе, то…

И вдруг раздаётся: «Новенькая!», и Клава, впав в клинч мысли, ничего не может сообразить. И оттого сидит в одном положении и не двигается. И тогда звучит второе: «Новенькая», и Клава, неосознанно найдя между этими окриками и собой связь, оборачивается, и видит обращённые в её сторону ухмыляющиеся лица Гаврилы и Харитона. Но они стоят не одни, а им составляет компанию та самая Надежда Холодная, с кем её на миг столкнула судьба на приёмной комиссии и также быстро развела, как она до этого момента думала.

А она, как оказывается, как и она прошла собеседование, и за свою не проходи мимо неординарность, была принята в компанию. Ну а то, что они с того времени не встречались больше, то она ей ничем не обязана, а этажей здесь в здании, где на каждом людей не в проворот, не сосчитать и аудитору.