А как только она оказалась у своего рабочего стола, то, как и ожидалось Клавой всю дорогу, вот они, Гаврила с Харитоном, которые её вовсю уже поджидают с мстительными ухмылками. И у Клавы в один на них взгляд всё в голове начинает кружиться, и она, дабы на месте не упасть, хватается руками за стол и на подогнувшихся ногах плюхается всем своим весом на стул и там замирает, боясь пошевелиться под этими пронзительными взглядами Гаврилы с Харитоном, так и выжидающих, когда она им даст хоть малейший повод свести с ней счёты.
Вот она и сидит, не шелохнувшись, опустив голову и уверяя себя в том, что если она так незаметно, не двигаясь, просидит весь рабочий день на одном месте, то они её не тронут. И поначалу всё так и было. И Гаврила с Харитоном только поглядывали в её сторону, не стремясь даже к ней приблизиться, но при этом давали ей понять, что не спускают с неё своего взгляда. Что со временем, в некоторой, а вернее в своей особенной степени расслабило Клаву, и она начала нестерпимо думать о своём создавшемся здесь положении. Ну а дальше …Ну, а дальше всё это привело к тому, к чему и привело – вот к такому её разрыву, не только с местом своего сидения, но и той частью одежды, которая буквально соприкасалась со стулом.
Ну а почему именно так с ней получилось, когда вон, сколько вокруг людей ежеминутно садятся на стулья и с них встают, и при этом с ними ничего такого сверхнеординарного не происходит, то разве зря Гаврила с Харитоном были к Клаве столь внимательны за всё время её сиденья на стуле. А сейчас, когда она оказалась перед фактом такой своей полураздетой действительности, то они в отличие от всех вокруг людей не выражают столь большого изумления, и для них это всё как бы ожидаемо. А из всего этого можно сделать весьма однозначно трактуемое утверждение – за всем этим разрывом одежды Клавы стояли именно они.
А уж как они этого добились, то это всего лишь дело техники и технических возможностей клейких веществ, которые при верном выборе и при умелом использовании, дают впечатляющий эффект. Что вид Клавы и подтверждает, как бы это не прискорбно было говорить. А зная, какие Гаврила с Харитоном мастера делать на ровном месте интригу (поверхность стула, чем не самое что ни на есть ровное место), то даже самый высокооплачиваемый адвокат не возьмётся за их защиту в этом деле, так всё тут очевидно.
Между тем Клаву, при виде не просто части своей юбки на стуле, а она увидела там то, что сейчас все видели на ней сзади, начало пошатывать от головокружения, у неё начало темнеть в глазах и к горлу подступать тошнота странной горечи. И она уже была готова всё это подобравшееся непотребство к самому горлу выплеснуть из себя, а затем упасть в обморок, как вдруг она осознанно ощущает эту огненную горечь всей той подступившей к её горлу субстанции, и её в этот момент пробиваает осознанием знакомости этой огненной горечи – это была та самая горчеливая смесь, которую она выпила в стаканчике из под кофе, который ей вручила Холодная.
Ну а вслед за этим она сразу вспомнила слова Холодной: «Это только тебе решать, что есть правда, а что нет».
– Я запомнила. – Про себя проговорила Клава. И тут же сглотнув всё, что к её горлу подобралось, посмотрела на стул и юбку на нём уже совсем другим взглядом. И теперь она увидела себя не просто вырвавшуюся на свободу из своей юбки, где преградой на этом пути было клейкое вещество, обильно намазанное на стул, а она увидела себя, вырвавшуюся из своей ограниченности собой и всех этих регламентирующих каждый твой шаг правил и инструкций, как себя нужно и необходимо вести. А как только она это увидела, то в ней всей получила своё физическое воплощение мысль из пронзившей её идеи: «Мне безразлично, как они на меня все тут смотрят и что обо мне думают. Я сама есть альфа и омега. И я с этого момента не обращаю ни на кого никакого внимания».
И на этом месте такая всегда неуклюжая, одно посмешище Клава, выпрямляется во весь, как оказывается и это кажется невероятным, высокий рост, расправляет плечи, и с высоко поднятой головой бросает вызов всем взглядам людей вокруг неё стоящим и обращённым на неё теперь уже в другом ракурсе зрения – удивления, изумления и восхищения при виде такой на их глазах случившейся метаморфозы с этой убогой Клавой.
И судя по тому, что никто из этих бывших злопыхателей, а с этого момента людей и самих в себе потерявшихся от непонимания происходящего, и да как, и разве может быть такое, чтобы я оказался настолько слеп к такому изяществу, и о боже, что за стать с ногами в придачу, не смог удержать ответный взгляд на обращённый на него взгляд Клавы и отводил глаза, а Гаврила с Харитоном как-то быстро затерялись, то Клава правильно всё делает и на себя смотрит.