принципиально новым феноменом. Это давно изученные кризисы перекредитования и перепроизводства. Специфика лишь та, что в эру НТР стало возможным (при наличии достаточного ресурса — например, широкой кредитной линии) создавать критическое изобилие очень быстро, силами малого числа рабочих. За 100 дней где-нибудь в Юго-Восточной Азии на пустом месте строилось новое производство, и выдавало больше продукции, чем рынок мог проглотить. Это прогнозировалось еще в 1950-х, когда НТР только стартовала, и было понятно: буржуазно-индустриальная модель не годится для будущих производственных отношений. Жизненный цикл этого товара завершается, и нужна новая модель — постиндустриальная. Но западная политэлита, вопреки здравому смыслу, верила в догму неоконсерватизма. А когда догма оказалась несостоятельной, политэлита в ужасе нажала на политические тормоза, чтобы остановить НТР, и как-то удержать экономику от шага в постиндастриал. Филодоксия перешла в фобософию.
Лидеры Первого мира испугались рационального анализа ошибок. Мысль, что товар «безальтернативная модель» уйдет, как завершивший жизненный цикл, была для них невыносимой, они стали административно спасать сбыт отжившего товара и, можно сказать преуспели в этом. Они задавили запретами и заранее лишили маржи любую рождающуюся альтернативу. Они построили моно-капиталистическую схему, где всю маржу забирает государственно-банковский синдикат — в виде процентов с остальных экономических субъектов (которые уходят в убыток, и фатально увязают в кредитах).
Моно-капитализм похож на планово-раздаточную схему социализма «красного блока» (проигравшего Первую Холодную войну). Мотор бизнеса в ней — не деньги, а статус в государственно-банковском синдикате (как в партийной номенклатуре социализма). Главный минус такой политэкономии — хроническая стагнация из-за неприменимости частной инициативы, казался плюсом для политэлиты, а стагнация была целью моно-капиталистического тюнинга «безальтернативной модели» для победы над НТР.
Вроде бы здравый смысл подсказывал: в глобальном мире невозможно дотянуться до каждого угла, построить в нем моно-капитализм, и остановить НТР. Сделаешь это на Тайване, а НТР выскочит в Кении и Танзании. Остановишь Африку, а НТР выскочит в Уругвае, Гайане и Панаме. Пока усмиришь Южную Америку, окажется, что НТР уже добралась до архипелагов Океании. Кирибати, Таити, Самоа, Соломоновых острова, и никаких сил уже не хватит, чтобы остановить это везде.
С этой строки Картер Клеймор перешел к темной истории возникновения Меганезии, причем начал (по его словам) с разоблачения антинаучных домыслов. В, казалось бы, серьезных журналах (отметил он) приводятся версии, будто Меганезия создана то ли неоязыческими сектантами-анархистами, то ли кокаиновой мафией. Но давайте будем следовать Оккаму: не плодить сущности сверх необходимости. Я не знаю, какому богу покланяются сектанты-анархисты, но уверен, что не он снабдил их средствами, чтобы создать 10-тысячный военно-морской корпус (сопоставимый по боевому потенциалу с экспедиционной авианосной ударной группировкой ВМФ США — по оценке журнала «Worldwide Military Review»). Я не знаю детально, как работает кокаиновая мафия, но уверен, что не какие-то колумбийские бандиты с начальным школьным образованием построили кокаиновый бизнес с плантациями, фабриками, логистикой, и оборотом (по данным «UN Herald») 100 миллиардов USD в год (как ВНП Сербии или Болгарии). Не ищите тайну в том, что знали еще экономисты XIX века. Что говорит Карл Маркс:
«Капитал боится отсутствия прибыли, или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Дайте 10 процентов, и капитал согласен на любое применение, при 20 процентах он возбуждается, при 50 процентах готов на головоломный риск, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, даже под угрозой виселицы».
Далее Клеймор повел рассказ о малых предприятиях, которые эмигрировали из стран Первого мира. Они производили четверть ВВП (т. е. 10 триллионов USD в год), но при наступлении моно-капитализма, они могли избежать банковского диктата лишь путем бегства в Четвертый мир. Так в будущую Меганезию попало несколько тысяч малых предприятий с суммарным оборотом около 150 миллиардов USD (больше, чем у всей кокаиновой мафии). По неофициальным данным, типовой бизнес в Меганезии (малое машиностроение, легкая промышленность) имеет прибыль 5 процентов в месяц, после уплаты социального взноса на инфраструктуру (взимаемого вместо налогов). Итого 60 процентов в год. Понятно, что когда моно-капитализм заявил претензии на архипелаги Океании, этот бизнес ответил Алюминиевой революцией и Новогодними войнами. Не ошибался Карл Маркс. Капитал готов биться за такую прибыль даже атомной бомбой.