Когда же Пётр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски (αναγκάζεις Ίουδαίζειν)? (Гал. 2:11–14).
Изложенный в Послании к Галатам эпизод важен в том отношении, что он свидетельствует о сохранявшемся в христианской общине напряжении из-за споров вокруг темы совместных трапез с язычниками – напряжении, которое в Деяниях зафиксировано в связи с крещением сотника Корнилия. Однако если в Деяниях партия иудействующих упрекала Петра в том, что он ел с язычниками, а он оправдывался (Деян. 11:4-17), то здесь стороны меняются ролями[325]
, и Пётр вынужден уклоняться от совместных трапез с язычниками, чтобы не вызвать упреки у иудействующих. Он балансирует между позицией местных христиан, которые, как и Павел, считали соблюдение иудейских обычаев необязательным, и позицией Иерусалимских христиан во главе с Иаковом, придерживавшихся противоположной точки зрения.Хотя Павел и обличает Петра в двуличии, сам он, со своей стороны, тоже вынужден был приспосабливаться к взглядам ригористов. Об этом свидетельствует случай, описанный в Деяниях, когда Павел в Листре пожелал взять с собой в путешествие одного из учеников, Тимофея. Павел, «взяв, обрезал его ради иудеев, находившихся в тех местах; ибо все знали об отце его, что он был Еллин» (Деян. 16:3). Речь идет об обрезании уже крещенного человека, полноценного члена христианской общины. Однако Лука специально подчеркивает, что сделано это было «ради иудеев», то есть для того, чтобы присутствие необрезанного Тимофея рядом с обрезанным Павлом не препятствовало последнему в его миссии среди иудеев.
Рассказав в Послании к Галатам о том, как он противостал Петру в Антиохии, Павел ничего не сообщает о реакции Петра. Другую сторону в споре мы не слышим и даже не знаем, был ли спор или дело ограничилось тем, что Павел обличил Петра, а тот смолчал.
Впрочем, последующие комментаторы дополнили недостающее. В III веке Киприан Карфагенский писал по поводу рассматриваемого инцидента:
Ибо и Пётр, которого первого избрал Господь и на котором основал Свою Церковь, когда впоследствии Павел вступил с ним в спор об обрезании, ничего не присваивал себе нагло и не говорил с высокомерием, что ему, как первоизбранному, должны повиноваться новички и последующие: он не пренебрег Павла, несмотря на то что тот прежде был гонителем Церкви, но принял совет истины и легко согласился на законное рассуждение, отстаиваемое Павлом, представляя нам пример согласия и терпения[326]
.В этих словах предпринята попытка «примирить» двух апостолов, сгладить остроту противоречий, возникших между ними в Антиохии.
Той же цели служила гипотеза, которую Евсевий Кесарийский приписывает Клименту Александрийскому, ссылаясь на его «Очерки», ныне утраченные. Гипотеза состоит в том, что в Антиохии Павел противостал не Кифе-Петру, а некоему иному лицу, который «был тезкой апостолу Петру и одним из семидесяти»[327]
. Данная гипотеза, однако, не получила признания в церковной традиции: ее отвергли и Иоанн Златоуст, и Блаженный Иероним[328], каждый из которых уделил особое внимание антиохийскому эпизоду.Свт. Иоанн Златоуст. Мозаика собора Св. Софии в Киеве. 40-е гг. XI в.