Читаем Апрельская ведьма полностью

Уходить со школьного двора на большой перемене запрещалось, но за соблюдением этого запрета никто не следил. Учителя сидели у себя в учительской и лопали торты, на школьном дворе поговаривали, что у них там каждый день торт с кремом и свежие бутерброды с сыром. Проверить было невозможно, поскольку школьникам входить в учительскую запрещалось, — если тебе что-то нужно, подожди в учительской раздевалке, а оттуда удавалось лишь одним глазком глянуть на эту роскошь, только когда туда кто-нибудь входил или выходил. У учителей там кресла, это Биргитта своими глазами видела. Большие коричневые кресла и маленькие коричневые столики, а на них кофейные чашки. Но все говорили, что это правда, что они там обжираются вкусненькими бутербродами и тортами с кремом, а ученикам в столовке достаются только хлебцы с ливерной.

Но в тот день Биргитта от души желала учителям и тортиков с кремом, и мягких кресел, да и всей роскоши, о какой только можно было мечтать, лишь бы их не понесло на школьный двор. Юркая, как хорек, она скользнула в калитку и помчалась вдоль по улице, назад, к себе, в свой настоящий дом.

Она остановилась в подворотне, внимательно оглядывая двор, — не выбивает ли какая-нибудь любопытная старуха ковер и не выставили ли тетки из комиссии своих караулов, чтобы не дать детям вернуться к мамам. Но все было пусто и тихо, словно и дом во дворе, и дом, выходящий на улицу, враз опустели, когда оттуда увели голосящую Биргитту. Но Гертруд наверняка дома, ее, наверное, прооперировали в больнице за выходные и она выздоровела. Теперь она, верно, носится по квартире в поисках пары целых нейлоновых чулок, потому что ясно же, что нельзя в рваных чулках явиться в Марианнину контору, чтобы потребовать Биргитту обратно. Как она обрадуется, когда Биргитта сама придет домой, она распахнет руки, как тогда, когда приходила в путевую сторожку, и закричит, что сейчас поцелует Биргитту. Поцелует-поцелует-поцелует!

Биргитта не могла больше ждать и, торопливо перебежав двор — так быстро, что даже зоркая, как коршун, мамаша Боссе не успела бы ее заметить, — рванула дверь дома во дворе, споткнулась о ступеньку, упала и тут же вскочила, хотя больно стукнулась коленкой, очень больно, на самом деле...

Квартира была заперта, и на звонок никто не ответил, но у нее был свой ключ. Еще в такси по дороге в приемную семью она стащила через голову белую тесемку с ключом и спрятала в карман. Марианна ничего не заметила, она всю дорогу рассматривала свою правую руку и, проводя указательным пальцем по синим следам Биргиттиных зубов, вздыхала. Карманов куртки никто не обыскивал, даже та старуха, к которой Биргитту привезли. Она выложила все Биргиттины вещи на кухонный стол и, когда Марианна ушла, поднимала их одну за другой и смотрела на свет, засовывая палец в каждую дырку, словно стараясь сделать ее еще больше. Но про куртку она забыла, и та осталась висеть в холле нетронутая и необследованная. Вот почему Биргитта, несмотря ни на что, была так спокойна, вот почему она не разнесла вдребезги каждую вещь в старухином доме. У нее есть ключ, и она снова вернется к себе домой.

Она сунула ключ в замок, но провернуть не смогла. Надежда, что помогала ей держаться на ногах с самой пятницы, закрыла лепестки, словно цветок в сумерках. Она прижалась головой к двери и затаила дыхание. Вдруг удастся услышать, как Гертруд ходит там внутри и тихонько напевает, ища свои чулки? Но за дверью было совершенно тихо. И легкая, словно ветерок, мысль, пронесшаяся в голове: а если Гертруд там нет, а если она вообще никогда сюда не вернется...

Биргитта вырвала ключ из замка и помчалась вниз по лестнице, не чувствуя ног, словно они не касались ступенек. Преследуемая видениями и призраками, она рванулась из подъезда вон, скорее, как можно скорее...


Биргитта никогда не встречала большей мямли и трусихи, чем Кристина. Смотреть тошно — эта паршивая мокрица была такая запуганная, что не смела разговаривать в полный голос, — только шептала. А больше вообще молчала, только таращила на всех свои серые гляделки. Это же с ума сойти!

Она заслуживала трепки. И хорошей! Тогда вечером в понедельник ее всего-то что пихнули в спину, подумаешь! Ну шлепнулась на дорожку, чулок порвала.

Ничего. Что тут такого? А не будь размазней.


Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза