Второй, и наиболее популярной теорией, стала версия о том, что гуанче вышли из северо-берберских племён, населявших современную территорию Туниса, Алжира и Марокко. У жителей севера Африки почти такой же, как у европейцев цвет кожи и внешне от последних они действительно практически неотличимы. Многие канарские названия созвучны словам из берберских наречий, а в Африке до сих пор встречаются жилища бедных берберов, идентичные строениям древних гуанче. По всей видимости, племена берберов, используя попутные течения, преодолели пролив, отделяющий материк от Фуэртевентуры и Лансароте и смогли на этих островах закрепиться, впоследствии рассредоточившись по соседним, более плодородным островам.
Что касается местных жителей, у них была собственная теория о происхождении гуанче, заимствованная у древнегреческого философа Платона. Канарцы, как только речь заходила об аборигенах, вспоминали о древнем материке с высокоразвитой цивилизацией, существовавшем десять-двенадцать тысяч лет назад в Атлантическом океане к западу от Гибралтара. Они вспоминали об «Атлантисе» – знаменитой Атлантиде, которая в результате какой-то экологической катастрофы буквально в одночасье ушла на дно океана. По мнению местных, семь канарских островов были ни чем иным, как самыми высокими горами затонувшего материка, а гуанче – потомками древних атлантов, которым удалось спастись и выжить. Опять же Платон описывал атлантов как высоких и светловолосых людей. «Однако, если эта теория верна, – думал тогда Герман, – то почему атланты, будучи потомками цивилизации с высокоразвитой наукой и культурой, вплоть до 15-го века жили в каменном веке?» В теорию с Атлантидой он верил мало. Так или иначе, до сегодняшнего дня загадок с гуанче было больше, чем разгадок.
Восточные Канары достались испанцам почти без боя: наивному народу обещали защиту и покровительство, обернувшиеся через короткое время разорением и рабством. Даже крещёных аборигенов испанцы увозили в Европу и продавали на рынке рабов в Севилье. Непокорённые туземцы либо погибали, либо уходили со своих земель в горы. Неминуемые бунты и восстания усложняли и затягивали конкисту. При всём при этом становились нормой смешанные браки, приводившие к ассимиляции аборигенов с европейцами.
Умелое сопротивление самых населённых и на тот момент ещё свободных островов привело к тому, что последний Канарский остров, Тенерифе, был покорён только в 1496 году – через девяносто четыре года после начала конкисты.
«Кто знает, – размышлял тогда Герман, – открой Колумб Америку лет на десять или на двадцать пораньше, возможно, последние острова так и остались бы за гуанче: слишком лакомым куском тогда стал только что открытый американский континент и слишком большие силы Испания бросила на самоутверждение в новом регионе. Португальцы следовали за кастильцами по пятам. Ведь проморгали же испанцы Бразилию, открытую португальцем Педру Кабралом: сейчас это единственная страна в Южной и Латинской Америке, которая не говорит по-испански.»
– Короче, хватит тут сидеть, пойдём, – неожиданно прервал ход мыслей Германа второй робинзон. И прежде, чем Герман успел что-то сказать или сделать, Андрей высунулся из-за веток, так, чтобы его было лучше видно от пещеры, и что было мочи крикнул: – Эй! Народ! Ола!
Человек с копьём, стоящий к ним спиной, резко обернулся и увидел направлявшуюся в их сторону плечистую фигуру Андрея. Схватив копьё двумя руками наперевес, согнув в коленях ноги и пригнувшись, он сразу оказался в боевой стойке, готовый отразить атаку или атаковать. Двое других выдернули из-за поясов ножи и в один прыжок оказались перед копьеносцем. Герман успел увидеть, что длинные лезвия их ножей сделаны из чёрного хорошо отточенного камня. «Обсидиановые…» – пронеслось у него в голове.
– Ола! – тем временем Андрей не спеша выходил из-за укрытия, примирительно махая руками над головой и улыбаясь. – Спокойно, спокойно, мы мирные.
– Гуахарэ! – крикнул в этот момент копьеносец, и двое его спутников ещё крепче сжали в руках свои кинжалы.
– Ола, ола! Мы русские! Мы с самолёта! – Андрей продолжал идти вперед, подняв руки к голове. – Нам нужно на Тенерифе!
На туземцев успокаивающие жесты и фразы Андрея производили обратный эффект. Им явно не нравилось, что Андрей так быстро к ним приближался. Все трое что-то громко кричали и вдруг один из них, самый молодой и худощавый на вид, оскалив зубы, бросился навстречу Андрею, выставляя перед собой свой острый обсидиановый нож. Андрей в нерешительности остановился, но затем понял, что рукопашной не избежать и приготовился встретить соперника. Он пригнулся к земле, по-борцовски выставив одну ногу чуть дальше другой, втянул голову в плечи и согнул руки в локтях.