Теперь я видел её. Симон стоял в двух метрах от дочери, жар не позволял ему оказаться ближе. Он без остановки неловко протягивал к ней руки, будто танцевал самый уродливый танец в мире. Она же, наоборот, была смертельно спокойна, не пытаясь себе помочь, словно понимая, что всё будет тщетно, она стояла с разведёнными в стороны руками как взлетающая птица.
Я был настолько близко к ней, что жар её смерти стянул мою кожу. Я мог видеть её сквозь прозрачную пелену красного огня, пока руки отца продолжали цепляться за моё тело. Мы встретились взглядами и её искажённое ужасом выражение лица сменила умиротворенная полуулыбка. Она всегда так улыбалась, когда хотела, чтобы я был спокоен и дышал полной грудью и мне хватало этой улыбки, чтобы быть способным на это даже в пучине страданий, но не сейчас, когда когда огонь забирал у меня Эвери. Она медленно опустилась на колени и всего мгновение спустя упала на живот. Её движения были грациозными, будто она прикасалась грудью к морской глади, которая клялась унести её в места, далекие отсюда.
Мне осталось преодолеть последний метр, разделяющий нас. Я рычал, как зверь, дёргался, извивался. Пламя было живым, оно пульсировало, пыталось оттолкнуть меня, не пускало ближе. Я молился, чтобы огонь взял и меня, потому что больше смерти боялся остаться в мире без Эвери. Но она таяла, как облака, раздуваемые ветром, а я оставался невредим. Я лежал там, вдыхая её уже мёртвый запах, пока она вся не обратилась в чёрный пепел. Я уже не чувствовал ни тела, ни сердца, только тошноту и запах гари.
Спустя много лет я всё ещё с уверенностью говорю, что даже лёжа там, под деревом Надежды, состоящий из боли, дышащий болью, и верящий только в неё, я ни на миг не думал сдаться.
Симон бился головой о землю, бесконечно повторяя: «это война!». Оливер схватил с земли револьвер Симона и тем самым позволил себе, Элвису и Михаилу покинуть долину невредимыми.
Я тогда, как и всё это время спустя, точно знал, что найду её. Сколько бы не потребовалось времени или жертв, я знал, что обрету её вновь, потому что только с этим знанием было возможно моё существование. Обжигающая пустота внутри ни на мгновение не стала жечь тише, но этот жар в груди и был моим бессмертием и моей непобедимостью.
Часть 3
Глава 1
Он дьявол
Дурные вести долетели до меня из мест не столь далёких, сколько издавна чуждых мне. Дикие вороны кричали мне о том, что на нашей земле воры и разбойники, соловьи пели о том, что на земле нашей страждущие и ищущие спасения, гордые ястребы о том, что на землю нашу прибыли яростные и непокорные, и нежные ласточки не забыли про меня и, отыскав в Чёрных горах, сообщили, что на земле нашей любящие и верные.
Тогда и я взлетела к облакам и отправилась туда, откуда доносились крики и стоны. Я парила над равнинной частью Арабеллы и смотрела на людей сверху. Я видела, как Симон, отважный и отчаянный вождь Мориса, появился и, смирив свою гордость, просил имеющих власть в нашем мире показать дорогу к Озеру Смерти, видела, как разгневаны были они, и как свершилось ужасное. Красивая, испуганная, невинная – она горела алым пламенем. Оказавшись на перекрёстке несправедливости и ярости, она осыпалась пеплом на глазах своей семьи.
– Эвери! – её имя разнеслось над миром и отразилось эхом от скал.
Сама Арабелла тогда вздрогнула от ужаса умышленной смерти. Эта дрожь ознаменовала убийство и, в ту же минуту, рождение. Рождение беспощадной, неудержимой войны. Она пришла на смену погибшей в тот день любви, чинно заступила на службу хаосу, обещая не покидать нас долгие годы. Она растворилась в воздухе, пропитала собой все живущее.
Люди Мориса подняли оружие и отправились к центру Арабеллы, собираясь отыскать Смерть и Бога. Они клялись разрушить на своём пути всё. Шли месяцы. Войско Симона с каждым днём пополнялось теми, кого Смотритель приводил из Мориса.
– Не знаю я, где оно. Никто из Хранителей никогда тебе сдастся, – смело отвечали пленники и погибали от рук пленителей, отважно глядя им в глаза. Тела позже обнаруживали жители ближайших деревень, подвешенными на деревьях. А на бледных, оголенных спинах краснели всегда одни и те же слова, выведенные кровью: «И где же ваш Бог?». Симон, на удивление всем, умело скрывал своих людей в лесах, и действовал настолько бесшумно, что даже Оливер отчаялся найти и обезвредить врага. Над Арабеллой тёмной тучей повисла печаль.
– Это безумие, просто безумие, – тихо повторял Канцлер, нервно впиваясь ногтями в собственные ладони.
Он сидел за деревянным письменным столом в тёмном углу своей гостиной. Сквозь щели между плотными шторами его напряженное лицо освещали лучи уходящего дня.
– Сколько нам ещё прятаться по домам? Арабелла не готова к такой жестокости. Я не готов.
– Он дьявол, потому и не знает жалости, – тихо сказал Михаил, стоящий у стены.
Он был бледен, хмур, но по прежнему прям. В его помутневшем взгляде невозможно было прочитать ни мысли, ни даже чувства. Он будто заледенел и остался навсегда безразличным.