Аравия. Прошлое и настоящее

Переговоры по вопросу об урегулировании торговых отношений СССР с королем Абдель Азизом Аль Саудом возобновились в начале июня 1929 года. Тогда в Джидду, проездом в Йемен, прибыл К.Хакимов — в качестве представителя ряда советских торговых организаций (агентом их в Хиджазе в то время работал по контракту г-н Лазарини, представитель функционировавшего Джидде итальянского торгового дома). Ему удалось встретиться и переговорить с глазу на глаз с Ф.Хамзой. В ходе состоявшегося конфиденциального разговора, сообщал К.Хакимов, Ф.Хамза ясно дал понять, что «хиджазское правительство остро нуждается в деньгах, оружии и паломниках», и что участие Москвы в решении этих злободневных для Хиджаза проблем, поможет, дескать, «сдвинуть с места» и вопрос о торговых отношениях Хиджаза с Советским Союзом.

Реакция советского правительства на такого рода условия Хиджаза была, похоже, положительной, так как уже в сентябре 1939 г. в Джидде возобновились двусторонние переговоры о заключении политического и торгового договоров. С советской стороны их вел Н. Тюрянкулов, а с хиджазской — Ф.Хамза. По инициативе последнего в повестку дня переговоров был включен и пункт об «оказании советским правительством содействия паломничеству».

21 ноября 1929 г. Н. Тюрянкулов информировал НКИД, что, согласно заявлению Ф.Хамзы, «хиджазское правительство хотело бы, чтобы советское, английское, турецкое и французское правительства имели в Джидде один и тот же ранг дипломатических миссий» (105). Москва на эту информацию отреагировала незамедлительно. Двадцать второго ноября Н.Тюрянкулову были выписаны новые верительные грамоты, согласно которым он назначался полпредом. 26 февраля 1929 г. Н.Тюрянкулов представил их наместнику короля в Джидде, принцу Фейсалу. Поскольку Н.Тюрянкулов оказался первым иностранным представителем, вручившим верительные грамоты в качестве посланника, то он стал и дуайеном дипломатического корпуса.

6-12 мая 1930 г. Н. Тюрянкулов совершил хадж в Мекку, где был принят в качестве паломника королем Абдель Азизом. «Оценивая этот хадж, — писал он, — я должен сказать, что он поднял меня в глазах местного общества и укрепил мое право посещения Мекки» (106).

Оценивая деятельность Н.Тюрянкулова на посту полпреда СССР в Джидде, можно смело утверждать, что для укрепления авторитета Советского Союза в Аравии сделано им было немало, в том числе и в сфере торговли. Двадцать третьего июня 1930 г. министр финансов хиджазского правительства Абдалла Сулейман информировал Н.Тюрянкулова о том, что его правительство было бы готово заключить с СССР ряд коммерческих сделок на поставки леса, муки, спичек и мануфактуры. Притом в объемах потребностей всей страны, и, таким образом, «решить вопрос о советской торговле в Хиджазе». Н.Тюрянкулов понимал, что появилась реальная возможность выправить ситуацию. И эту возможность он не упустил. Москва оперативно отреагировала на инициативу Хиджаза. И уже 2 августа 1931 г. была заключена знаменитая бензиновая сделка — подписан контракт на «приобретение Хиджазом у СССР ... 60 тысяч ящиков бензина и 40 тысяч ящиков керосина, на общую сумму в 148 тыс. долл.» (107).

В НКИД СССР резонно полагали, что этот контракт положил «конец остракизму советской торговли в Хиджазе» (108). Действительно, дипломаты свое дело сделали. А вот красные коммерсанты подкачали. Из-за нерасторопности советских внешнеторговых организаций поставка первой партии нефтепродуктов в оговоренные контрактом сроки (до конца сентября) была сорвана. Отсутствие достаточного запаса горючего в Хиджазе и неисполнение советской стороной сроков по поставкам бензина привели к тому, как сообщал полпред, что «машины повсюду снова стали заменяться ослами», застопорилась работа почтовой службы и т.д. «Нашими организациями, — писал Н.Тюрянкулов, — было сделано все возможное, и даже... невозможное, чтобы эта сделка из положительного фактора превратилась в свою противоположность» (109). Усилия советской дипломатии по налаживанию торговых связей с Хиджазом были, таким образом, торпедированы, причем не противниками и конкурентами, а самими же Советами. Для англичан это было даром небес, или, как они сами говорили, «дорогим подарком русских».