Длинное здание ярко-желтого цвета в виде буквы «П», приветливо открытые ворота на входе. Но чуть дальше к лесу еще один забор, и там уже выезд и въезд строго по пропускной системе. А есть еще один ряд для особо опасных ситуаций: это проволока, очень тонкая, едва видимая глазу. Она начинает звенеть и вибрировать от пропускаемого по ней тока. Я-то знаю это, так как не раз натыкался на неё. Конечно, я оставался потом в сознании после встреч с ней, случайных, но сильнейшие ожоги до сих пор не заживали по всему моему телу.

Иду к двери, поворачиваю ручку и тоскливо замираю: опять закрыто, опять я чем-то провинился. Меня держат здесь уже больше полугода. Я знаю наверняка, сколько дней я здесь прожил, мои зарубки на деревянной кровати могут быть ошибочны всего на месяц, не больше. Просто мне стало тоскливо только через месяц лежания здесь. Как мне сказали, у меня генетическое заболевание, и я должен находиться под наблюдением врачей.

Голос из колонки прозвучал неожиданно.

— Арчер, сегодня никаких анализов. Ты сегодня отдыхаешь.

Счастливо улыбаюсь. Наконец-то. А то замучили этой сдачей анализов. Но голос вдруг ожил и спросил меня напряженно:

— Если хочешь, я могу составить тебе компанию для прогулки. Только условия у нас прежние. Согласен? — вкрадчиво спросил голос, маня меня свежим воздухом и… таким приятным запахом альфы.

Да, я девственник омега, и запах альфы для меня очень возбуждающ, я знаю, что потом, после этой прогулки, будет течка, и для моих девятнадцати лет это уже третья течка. Те две я пережил лишь с помощью сна, значит, они всё продумали и сейчас вызывают её у меня. Опять какие-то анализы вслед за ней последуют, как обычно. Меня снова обманывают. Зачем я им? Почему меня здесь держат? И поймали они меня именно из-за течки, так бы уже сбежал давным-давно.

Мой отец, основатель этой клиники, и главный врач тестировали на мне какое-то лекарство в надежде вылечить меня от нашей наследственной болезни. Так как отец планировал завести еще одного ребенка. И желательно, чтобы он был альфой. Так как именно омеги страдают от этой наследственной генетической болезни. Неизвестно, что будет с альфой, потому он и хочет перестраховаться. Ему плевать, что будет со мной. Мой второй отец не имеет права голоса перед ним.

— Нет, спасибо. Я не хочу гулять, а если и пойду, то без компании, одному мне значительно лучше гуляется.

Голос вздохнул.

— Ты не доверяешь мне? — спросил он холодно, киваю, с улыбкой глядя в огромное зеркало. За ним я вижу его. Они не знают, что я вижу сквозь зеркало и сквозь стены угадываю очертания. Это, видимо, последствия моей болезни, которую они ослабляли и пытались утихомирить, видя, как меня скручивает в жгут.

— Какая разница, что я думаю о тебе, Скаль, какая разница? Передай моему отцу, что я хочу домой.

Голос замолк и вдруг ожил через пять минут.

— Передал, но он сказал, что тебе необходимо много гулять. Скоро тебя выпишут, и ты заживешь новой жизнью. Мы стоим почти на пороге открытия. И этим обязаны тебе. Арчер, ты готов идти на улицу?

Киваю обреченно. Опять вранье. Но ведь они не отстанут. А гулять хотелось очень сильно. Из лифта для продуктов вытаскиваю одежду, что мне только что отправили с первого этажа, и начинаю медленно одеваться. Голос ожил вновь.

— Я уже готов, Арчи, а ты, кажется, наоборот, специально медлишь. Но я жду тебя. — весело дразнит он меня.

Заражаюсь на миг азартом и, быстро одевшись, встаю перед дверьми, сунув руки в наручники. Они неприятно щелкнули, и дверь открывается. Передо мной стоит очень красивый альфа — Скаль. Светлые волосы и взлохмаченный ежик на голове делают его лицо таким забавным. Там, внутри себя, я полюбил его с первого взгляда, как увидел, но потом он бил меня за тот первый побег, и я… я простил ему это, потому что моя течка началась следом. Он смотрит на меня весело и вдруг, протянув руку к моему лицу, гладит сначала по нижней губе, потом по скуле и тихо говорит:

— Я приготовил тебе сюрприз, мы пойдем к моему тайнику.

Я усмехаюсь, он продолжает ко мне относиться как к малышу. Запрет прикосновений ко мне от альфы нарушает лишь Скаль. И мне это нравится. Я никому не говорю, что он иногда меня трогает. А потом ночами я ласкаю себя, вспоминая, как он трогал меня везде.

Мы медленно идем вдоль забора, и я вижу в руках Скаля плотный пакет, а на плечах петли большого рюкзака.

— Мы надолго? — спрашиваю, внутри себя сразу возбуждаясь, представив на миг, что мы переночуем вместе. И там будет то, о чем я мечтал. Он кивает с улыбкой.

— Всё необходимое я уже перенес туда, а это… — он показывает на пакет: — это необходимая часть моего сюрприза, в рюкзаке еще один сюрприз.

Сердце сделало кульбит. Тихая осень давно уже волновала мое сердце, я жаждал потрогать эти мертвые листья, что шуршали под ногами, а вон тот цветок, который так и не увял, хотелось запечатлеть в моем альбоме. Я рисовал мелками и графитом, но это редко когда мне позволяли это делать.