Арфеев

Кто-то легонько стукнул по голове и провёл пальцем по шее, на миг вернув в маленькую серую комнатку. Рома сконцентрировался на дороге и попытался отключить мозг, позволить телу и интуиции работать в паре, но на этот раз не прокатило. Перед глазами появились две серых полоски, символизировавших небо и песок, а между ними, увеличиваясь в размерах, захватывая с собой облака, приближалась волна. И освещало её улыбающееся солнце.

Рома переключил передачу и вдавил педаль газа в пол.

Они шептались. Они говорили, что он убийца. Тыкали в него этим словом! Но это же неправда. Это же неправда? Она сама приняла такое решение, сама провела лезвием по своим венам, сделала это осознанно. Разве не так всё было? Это не его вина, не он виновен в её смерти, нет. Он не несёт ответственности за её слабый характер, ни в коем случае.

Но ведь ты бы убил её.

Руль дёрнулся, а пальцы на миг онемели. Внутри Ромы всё похолодело от того голоса, который прозвучал глубоко в голове. В его нотках не было ни капли сомнений, и именно это пугало больше всего.

Она поступила правильно, иначе погибла бы от ТВОИХ рук. И не пытайся это отрицать — ты всё прекрасно знаешь.

— Нет, — костяшки его пальцев побелели. — Я не собирался её убивать. Я просто хотел отоспаться и поговорить с ней!

После того, как чуть не пробил ей голову?

— Да! — Он с силой ударил по рулю, вызвав оглушающий гудок. — Да, мать твою, да! Но послушай меня сейчас, умник. Заткнись в моей голове. Закрой своё грёбанный рот! Я не убил её! Это факт! Факт, сука, а не мнение, так что не пытайся давить на мою совесть, паскуда.

А она у тебя есть?

Кто-то небрежно хихикнул за спиной, но когда Рома посмотрел в зеркало, увидел лишь пустые задние сидения, на которых совсем недавно лежали уже два мёртвых человека. Голос внутри, насмехающийся и будто говорящий с лёгкой улыбкой, даже не думал стихать, а наоборот — его шёпот только усилился.

— Раз ты так любишь факты, дорогой, я с тобой ими поделюсь, — теперь стало ясно, что это женщина. Она перекрывала шум двигателя и все посторонние звуки. — У тебя есть девушка, которую ты, конечно же, бесконечно любишь. — Уши пронзил пропитанный сарказмом смех и нежно поцеловал в мозг. — Как же, дорогой, как же. При этом ты с букетом роз пришёл к другой женщине признаться в искренней, такой чистой любви!

— Заткнись. — Он процедил это слово сквозь стиснутые зубы, но понял, что оно не долетело до адресата.

— Ты лапал чужую грудь, целовал чужие губы, твой член трогала чужая рука, и чужие бёдра тёрлись об него. И при всём этом ты говоришь, что сохранил верность?

— Я НЕ ИЗМЕНЯЛ! — Гнев выплеснулся наружу и залил весь мир красным, окунув его в огонь. — Я НЕ ИЗМЕНЯЛ, ТУПАЯ ТЫ СУКА! Я ДВА РАЗА ОСТАНОВИЛСЯ, ХОТЯ МОГ ТРАХНУТЬ ЕЁ! И ТРАХНУТЬ ГРЯЗНО! НО Я ЭТОГО НЕ СДЕЛАЛ! НЕ СДЕЛАЛ, МАТЬ ТВОЮ! ПОТОМУ ЧТО Я ЛЮБЛЮ НАСТЮ!

— Ты любишь Настю? — Женский смех разлился по салону автомобиля, отражаясь эхом от стен. — Господи, ну себе-то хоть не ври. Ты просто используешь её, чтобы хоть с кем-то чувствовать себя счастливым. Ты всегда всех используешь, дорогой. Ты не любишь Настю. Просто она не даёт тебе загнить, что тебе нравится. Но открою один секретик, — горячее дыхание прошлось по уху, — она тоже человек. И сможет уйти тогда, когда захочет. И здесь тебе уже никто не поможет. Ты сожрёшь себя сам.

Чёрный «мерседес» влетел в пробку, так что Рома позволил себе развернуться и ухватить за горло эту болтливую суку, но рука поймала лишь воздух.

— Как забавно! Наш эмоциональный мальчик думает решить вопрос привычным ему способом — просто заткнуть собеседника физической силой. Но признай, милый, — губы коснулись шеи, — ты слаб.

— НЕТ! — Он ударил по рулю, и на весь участок дороги раздался автомобильный гудок. — Заткнись, сука, ты вообще не знаешь, о чём говоришь! Я это всё делаю ради Насти, потому что люблю её! ЛЮБЛЮ! И не изменил, никакого секса не было!

— А только ли секс считается изменой? Раз ты так уверен, что сохранил верность своей любимой, расскажи ей правду. Ты же поступил правильно, так ведь? Не изменил. Не вошёл в чужое тело. Уверена, Настя простит тебе поцелуй с чужими губами и ласку чужой груди. Конечно, женщины же так легко это прощают! Расскажи ей, раз не изменял. Может, она тебя даже похвалит.

Рома тяжело дышал, кулаки его горели, пылали, были готовы взорваться. Он бы одним движением заткнул этот голос, но его обладатель был невидим, неосязаем. Ярость бурлила глубоко в груди, и казалось, кипящая от злости кровь вот-вот прорвёт кожу и зальёт всё вокруг, чтобы хоть как-то заглушить этот ужасный голос. Он выводил из себя, но и пугал, пробирал до самых костей.

— Чего молчишь? Понимаешь, что твоей девочке не понравится правда? О, пусечка, так оно и будет. Она ещё не знает, какого монстра называет своим мужчиной.