Рома выглянул из окна и увидел небольшое тело кошки, под которым расплывалась увеличивающая лужа крови. Прохожие в ужасе подбегали к ней, но уже скоро понимали, что здесь ничем не помочь.
Четыре.
Часть 3
Хрупкие цепи
Он воткнул лопату в землю и привалился к дереву.
Пот струился по его шее, пытаясь охладить горячее тело. Воздух обжигал лёгкие, и большая влажность лишь сильнее давила на них, заставляя вдыхать как можно глубже. Где-то над головой чирикали птички; видимо, обсуждали прибывшего в лес незнакомца с лопатой на спине и тащившим мёртвый мешок с костями. Теперь он покоился под двумя метрами земли, пока не утрамбованной, а лишь поваленной друг на друга. По небу плыли редкие облака, которые становились ниже и ниже, будто хотели поцеловать деревья. Что ж, пусть пытаются, всё равно выйдет дохлый номер.
Рома провёл по лицу ладонью и почувствовал, как она скользит. Волосы обмазали маслом, и касание их вызывало сейчас лишь отторжение. Казалось, сердце должно успокоиться, ведь вся работа позади, но оно продолжало бить по рёбрам. Колотить по ним. Ещё чуть-чуть, и грудная клетка взорвёт кровавым фонтаном.
Рома не помнил, как покинула квартиру. В его памяти отложился лишь тот фрагмент, как в руках горели вырванные из блокнота страницы. Бумага чернела и съёживалась, пока кругленькие буквы исчезали в разгорающемся пламени. Стены вокруг обсуждали произошедшее и, вроде как, делились друг с другом секретами хозяйки. Они сказали, что Маша и вправду восхищалась своим начальником и очень сожалела о совершённом поступке, таком бесстыдном и подлом. Потолок проболтался о том, что она боялась завести отношения с мужчиной из-за случая в школьном лагере. Кто-то невидимый спросил, что за случай, но ему не ответили, так как в ванную вновь зашёл виновник торжества. Он упал на колени и аккуратно положил ладонь на лицо той девушки, которая не заслужила такой участи. Большой палец медленно поглаживал щёчку, пока остальные четыре лежали на шее. Рома склонил голову и нежно поцеловал Марию в губы, замерев при соприкосновении. Они уже остывали. Чёрт, они остывали…
Поцелуй длился не больше десяти секунд, но эти десять секунд растянулись на вечность. Её чуть приоткрытые губы не сопротивлялись его движениям и не мешали горячему воздуху проникать внутрь мёртвого тела. Когда Рома отпрянул, он тихо, с нескрываемой дрожью в голосе произнёс:
— Прости меня, — одна слеза упала ей в рот и растворилась во мраке. — Ты не должна была так закончить. Я… — Он подавился всхлипом и положил руку на её выглядывающее из воды бедро. — Я не могу сказать, что люблю тебя, но… Надеюсь, ты попадёшь в рай. И обретёшь там счастье. Когда попаду в ад, то позвоню тебе. — Их губы снова сомкнулись и на этот раз не разъединялись минуту — дольше, чем вечность.
Дальше всё окутал туман. Рома помнил лишь то, как вышел из подъезда и сел за руль, но разум его остался в квартире — плавать в наполненной кровью ванне. Чёрный «мерседес» не нарушил ни одного правила, пока катил по дорогам города, но как только выехал за пределы Санкт-Петербурга, стрелка на спидометре резко подскочила к отметке
Теперь четырёхколёсный монстр отдыхал, греясь на солнышке, как и его хозяин. Роме показалось, что каждый его сустав сосуд и даже кости залиты свинцом, поедающим организм изнутри. Капли пота перестали ощущаться на коже — они текли и текли, будто скатывались на лыжах с курортных гор. Солнце не жарило, не улыбалось, а лишь слегка припекало, но этого было достаточно, чтобы мозги начали превращаться в кипучую кашу. Петербург по праву мог радоваться такой погоде, хотя бы немного разбавившей будничную серость этого города.
Рома облизал солёные губы и медленно встал.
Следующие полчаса он утрамбовывал землю, делая закопанный им участок похожим на окружение. Работа отлично справлялась с тем, чтобы не давать всяким мыслям пробраться в голову. Рома ни о чём не думал, просто выполнял работу подобно машине: чуть вскопай, перекинь, утрамбуй — и так по кругу. Несколько раз он падал на почву, не в силах подняться. Перед глазами мелькали фейерверки, которые сменял танец чёрный точек. Но, тем не менее, руки снова сжимали лопату и продолжали копать.
Как же это бывает приятно — отключить мозг и позволить телу работать дальше.
Рома закончил, когда солнце сместилось чуть левее. Оно незаметно плыло по небу, плюя на мировые часы и циферблаты — пока оно не скроется за горизонтом, ночь не наступит. Поэтому яркий жёлтый диск продолжал висеть высоко верху и тогда, когда Рома приложил колени к тому месту, что совсем недавно был неглубокой ямой в человеческий рост.
— Прости, Женя. Покойся с миром, друг. Не так всё должно было закончиться, но ты посягнул на святое — на мою компанию и на мою женщину. Одновременно. Видит бог, я не хотел твоей смерти.