Наверное, я шиканула. Но проснулась – в комнатах пусто, кухня в моем распоряжении. И продуктов нашлось достаточно. Сбылось, наконец, мое желание нормально позавтракать (пусть не в своем, но в чужом доме). Теперь на столе красовались яичница, бекон, бобы в томатной пасте, тосты с сыром. Еще чуть-чуть – и закипит в турке кофе… Порций я, конечно, сделала не одну, а две, ведь хозяин вернется, возможно, поесть перед выходом он не успел.
Я хотела его впечатлить? Или нет? Когда Арид из сумасшедшего командира-отшельника, человека со странным, иногда пугающим взглядом превратился в друга? И взгляд больше не пугал. Я ждала его, черт возьми. В некоторых вещах сложно признаваться даже самой себе, но я хотела снова видеть его рядом.
И очень обрадовалась, когда во дворе послышался звук мотора, когда открылась спустя минуту входная дверь.
Он вошел мокрый от дождя – вероятно, достаточное количество времени пробыл вне машины. С причесанными пятерней волосами, сырой, все такой же сильный, высокий. Им невозможно было не любоваться. Где-то внутри накатывала слабость, нежная такая женская немощность, смущение. Хотелось смотреть на хозяина дома не отрываясь и хотелось опустить глаза.
– Завтрак? – спросила я вместо приветствия.
На мой матрас поставили пакет из магазина; на стол – другой, бумажный, из кофейни. Арид изучал блюда с одобрением и удивлением. Я боялась его реакции, боялась некоей команды или слов, заявлявших о том, что самовольничать прав у меня не было. Он все-таки был командиром, он часто был непредсказуемым, рядом с ним всегда автоматически сохранялась дистанция и субординация. Так происходит при виде сильного человека – сильного не мышцами, но волей.
Взгляд светлых глаз прошелся по жареным томатам, по сушеному базилику сверху них – да, я порылась в шкафах, поиграла в повара.
По-настоящему смутилась только теперь. Вдруг он сейчас скажет: «Выходим. Новые тесты». Ведь он так может. И глазом не моргнет.
– Или… у меня нет времени поесть?
Я могла бы съесть все это раньше, но не хотелось без него. Хотелось с ним. Теперь я рисковала за это поплатиться.
Командир оторвал взгляд от стола, перевел его на меня. И неожиданно криво усмехнулся:
– Я такой гондон?
Мол, я никогда не даю тебе поесть, не так ли?
Я не должна была прыснуть со смеху, я держалась честно. Я прятала улыбку, я делала вид, что улыбок вообще не существует. Но меня выдавали глаза. Потому что «гондоном» он иногда был.
Арид не стал дожидаться моего ответа, принялся стягивать куртку.
– Время на завтрак есть. Извалять в грязи я тебя успею позже.
Наверное, только влюбленная дура могла услышать в этой фразе сексуальный подтекст. И я услышала. Более того, я хотела, чтобы меня «изваляли» где угодно. Лишь бы он, лишь бы под ним…
Вот это уже была настоящая трясина, трясина из собственных чувств, и выбраться я из неё не смогу. Бесполезно. Не поможет ни шест, ни крюк на конце, ни даже чужая рука, потому что именно из этого болота я выбираться не хотела. Поэтому ела, глядя в собственную тарелку, чтобы не видно было моих глаз, надеясь, что полумрак из-за непогоды скроет розоватый цвет моих щек.
Ему было вкусно. Я это ощущала каждой клеточкой. По тому, как размеренно он жевал, по тому, как замирал, смаковал, положив тот или иной ингредиент с тарелки в рот. Черт, Арид был гурманом… Говорили: как мужчина ест, так ведет себя и в постели. В плане чувственности. Я собиралась смаковать все, что наготовила, а в итоге ловила каждый отзвук того, как завтрак смаковал кто-то другой.
Но бобы действительно были вкусными, помидоры с поджаристой корочкой. И так здорово было макать сырный хлеб в разливавшийся желток, украсив все это кусочком бекона.
– Что меня ждет сегодня? – спросила я, чтобы разбавить тишину над столом.
– Новые тесты. Ты ведь хочешь победить.
Я хотела победить чисто номинально, чтобы знать, что это я могу тоже. Но не затем, чтобы сделать из этого дома ноги. Дилемма.
– Дождемся, когда перестанет греметь, – добавил Арид, – потом выдвинемся.
Мне казалось, что я нахожусь в другой реальности. Я чувствовала его заботу, его теплоту, хотя она не проявлялась открыто. Он запросто мог вывести роту под дождь, он мог создать жесточайшие условия для тренировок и гордиться этим. Тот, кто сидел рядом, не был добр, отнюдь. Но меня он под дождь не гнал, он позволял нормально поесть, и мне виделось в этом нечто большее, нежели «просто гроза».
Когда с яичницей было покончено, настало время содержимого пакета из кофейни. На тарелку были выложены круассаны.
– Угощайся. Два с вишней, два с шоколадом.
Кажется, я не лакомилась ими вечность. За последний месяц точно ни разу, и уж точно не ожидала получить такой подарок сегодня. Простой, но бесконечно душевный. Легко было отличить первые от вторых: на шоколадных были темные глянцевые полоски, на вишневых – темно-красные. Был разлит по чашкам крепкий кофе, свой я разбавила кипятком.
Арид пил не спеша. И смотрел на меня прямо. Под этим взглядом мне становилось трудно дышать, трудно раздергивать пальцами мягкое и хрустящее тесто, трудно его жевать.