— Я пойду на ярмарку тебе что-нибудь нужно, Зафира?
Покачав головой, я ещё долго смотрела в окно наблюдая за тем как ветер играет с листьями деревьев. Стучит в окно. Но не хотела снова идти в лес. После того, как Бакадимор почти поглотил меня, я не желала выбираться за пределы этого дома. Страх всё ещё сидел внутри и разрастался всё сильнее. А потом взяла в руки книгу историю о любви предательстве и боли и окунулась в неё, чтобы вытолкнуть те мрачные червивые мысли. Мне хотелось хоть на несколько часов потерять себя. Не быть собой, не слышать тех голосов, не чувствовать двояко, не пытаться думать.
Подняв взгляд от книги, которую читала, столкнулась с мраком в глазах Атласа. Там на глубине плескалось нечто тёмное: чернота, боль, которой был пропитан его взгляд. Он бил по нервам. Он заставил пульс подскочить в горле.
Мне стало интересно, как долго Атлас стоял, прислонившись к полке, и наблюдал за мной? Но ещё более интересный вопрос, будоражащий, заставляющий меня покрыться мурашками, зачем он делал это?
Но в тот момент в его глазах я заметила какую-то слабость. Грусть. Я не знала точно, что было в том взгляде, но то как Атлас смотрел на меня, заставляя дрожать всё в животе, сжиматься в единый комочек нервов от его открытого впервые взгляда, болью в сердце полыхало. Я сглотнула комок нервов, застрявший в горле понимая, что не нужно играть в его игры. Не нужно отвечать на провокацию вызов в его взгляде. Атлас думал, я не смогу этого сделать, но на самом деле он просто провоцировал меня, чтобы доказать самому себе, что может играть моими чувствами.
То, что началось в ночь откровений моё обвинение, его палец на моих губах между моими зубами теперь вылилось в нечто большее. То отчего я задыхалась. Атлас оторвался от полки и медленно словно кот, преследующий добычу, приблизился ко мне. Книга лежала на моих коленях, руки с силой держали подлокотники старого кресла, когда он встал, возвышаясь надо мной. Грозный. Яростный. Непобедимый. Скала. Неприступная крепость. Атлас схватил меня за волосы, потянул назад, чтобы смотрела на него.
— Полыхай, Зафира, — текстурированный голос. Один тон ложился на другой. Грубый. Глубокий. Хриплый. Гипнотический.
Нечто влажное свернулось у меня между бёдрами. Полыхнуло. Мрак, которым было пропитано каждое слово, его взгляд, все вместе сплелось в тугой канат под рёбрами и тогда я поняла, что могу ответить. Быть с ним на равных. Показать, насколько, он ошибается. Я могу дать ему намного больше показать, что способна выдержать ту тьму в душе Атласа, которая так сильно укоренилась в глубине мрачных глаз.
Взяв пояс его штанов, я медленно, не позволяя дрожи в руках выдать своё напряжение и волнение расстегнула кожаный ремень и услышала, как с шипением он хватает ртом воздух. Его хватка в моих волосах стала ещё жёстче, но Атлас не пытался отстранить меня, как делал это прежде. Сейчас он был открыт насколько вообще может быть открыт к моим прикосновениям. К тому, что я могла предложить забрать часть боли впитать его эмоции в себя. Именно в тот момент разделить чувства Атласа и позволить ему эту небольшую передышку, но я знала, что завтра, как только солнце коснётся горизонта, всё закончится. То, что было сегодня ночью, останется в прошлом и никогда он больше не позволит потерять своё неприступное каменное лицо, которое показывал остальному миру.
Плевать было что случится завтра, меня волновало именно сегодня, ведь он никогда никому не открывался. Даже мне. Это впервые, когда я могла прочесть в глазах Атласа хоть что-то кроме ярости вызова и превосходства. Сейчас он был уязвлён и позволил мне находиться рядом. В тот момент я знала, что пожалею завтра о том, что сделаю, но остановить себя не смогла, потому что меня всегда тянуло к Атласу дикое необузданное первобытное чувство, что я его. Что, когда мы вместе можем противостоять всему миру, убить всех прикрыть друг другу спину, но сказать об этом, значит, вонзить в своё сердце нож и когда я буду уходить, Атлас догонит и вонзит нож мне в спину. Поэтому я всегда держала те странные чувства в себе никогда не говорила этого вслух, ведь произнести — значит признать, что это правда я действительно верю в то, что он мой, а это не так. Атлас никогда не будет принадлежать мне. Весь мир принадлежит ему, но он никогда не будет никому принадлежать ни месту, ни человеку. Его сердце чёрное там поселилась мгла смерть и разрушение. Атлас никогда не сможет почувствовать тягу ко мне, но об этом я могу пожалеть завтра не сегодня.