Аркана

— Он сможет, — грубо, через ком в горле, бросила. — Атлас не сдастся. Он не тот, кто отступает.

Рошин внимательно посмотрела на меня, не ожидая услышать те слова. Она всё ещё думала, что между нами всего лишь страсть, но это всегда было только одной из сторон которой мы коснулись. Чувства, оплетающие словно лозы, оказались гораздо глубже и опаснее.

— У нас ещё есть время. Я посижу с ним. Иди.

Вода казалась холоднее, чем я представляла, но выбора не было и мне плевать стало. Хотелось с головой погрузиться, что я и сделала. Нырнула в самую пучину тёмного озера и заорала, позволив воде проникнуть в гортань, пройтись по трахее и заболеть внутри меня жалящей болью. Всплыла на поверхность и снова опустила лицо в воду, чтобы похоронить очередной крик, разрывающий мои внутренности.

Мне потребовалось много времени, чтобы излить гноящуюся часть души. Ту, что безмерно страдала и страшилась последствий. Надев платье, пропахшее костром, я скривилась и направилась обратно. Каждый шаг отдавался пустотой. Я кричала так глубоко и бездонно, что казалось, не смогу больше говорить. Мне и не хотелось. Тишина спокойствие и опустошённость вот что внутри меня сидело. Тело усталое. Мысли, загнанные словно стадо лошадей.

Вернувшись в безмолвный дом, нашла Рошин у кровати Атласа.

— Дыхание слабое, как и пульс, — её голос дрогнул в тот момент, но я услышала слабость, которую она так отчаянно пыталась скрыть. — Он не может умереть.

Прикрыв глаза, я почувствовала, как холод сковывает меня, но не позволила её словам проникнуть в сознание. Не взяла. Не проглотила. Оттолкнула и выкинула. Не разрешу. Атлас не посмеет оставить нас. Тех, кто в нём так отчаянно нуждался. И я безжалостно задушила тоненький голос, наполненный тьмой, который говорил иное.

Видеть, как тело Атласа отчаянно до судорог сражается с ядом всё равно что окунуться в то же состояние боли. Океан лавина безумств, которые я испытывала, наблюдая каждую минуту за его состоянием. Рошин позволила мне занять место у кровати. Смотреть. Наблюдать. Поить горьким отваром. Трогать и шептать адски тихим надломленным голосом, который хрипел от переполнявших чувств от комка в горле слёз в глазах и боли в душе признания. Чистые. Откровенные. Наглые. Да я перешла грань, но не могла остановиться, когда тихо ему приказывала вернуться. Обещала открыть своё сердце и позволить ему узнать о тех бездонных чувствах. Искушала поцелуями. Ласками. Пообещала выполнить его желание сделать всё, что он захочет, о чём попросит.

— Хочешь услышать о том, что здесь? — спросила, положив его ладонь на своё сердце. — Тебе ведь нравится, когда я обнажаю чувства, так слушай, Атлас.

Я крепче прижала его ладонь к себе, смотрела на чёткую линию скул подбородка нахмуренные брови. Я знала, что после, когда немого тоска отступит, возьму листок и карандаш, а потом серым по белому буду рисовать его вот такого мирного и тихого. Тени бродил по его лицу словно ласковая рука любовницы. Касались. Притягивали и я отгоняла их боясь, что те призрачные пятна тьмы могут забрать Атласа. Переманить на другою сторону. Ту где нас с Рошин не будет.

— Я хочу тебя. Голодаю по тебе. Жажду испить твои губы, проглотить вдох, чтобы наполнить свои лёгкие воздухом, — а потом на грани. — Люблю тебя.

В тот миг, когда слова покинули мой рот, я замерла. Застыла, словно изваяние будто в этот миг Атлас должен был очнуться и принять мои чувства. Впустить в свои глаза тьму, что плескалась на их дне и поглотить. И я готова была утонуть с головой, чтобы никогда не возвращаться. Но между нами протянулась нить молчания и пугающей дикой тишины. Она колола рёбра и жгла нервы.

Атлас бормотал нечто невнятное, я не всегда понимала слова, но когда слышала обрывки хриплых фраз, в мою душу впивался очередной осколок, который резал безжалостно и так кроваво.

Следующие несколько дней слились в единое длинное полотно времени. Оно тянулось безжалостно долго и так отчаянно надрывно. Во мне все чувства клубком ядовитых змей засели. Сплелись. Сцепились в нечто неразрывное и больное. То, что пульсировало, разгоняло по венам адские чувства.

Я сидела на берегу его озера зная, что мы не так далеко от Бакадимора. И чувствовала, словно меня тянет туда. Зов. Притяжение. Неправильное. Искажённое. Но я помнила, что должна сделать. Это словно кто-то записал на подкорку моего сознания, просто время ещё не пришло, чтобы я вспомнила и могла найти решение. Но теперь тот кровавый безжалостный ответ сидел внутри моей головы и нещадно ныл. Болел. Пульсировал. Требовал сделать то, что должна.