Архив еврейской истории. Том 12

Решение Черткова (мы не знаем, была ли о нем осведомлена госпожа Моод или нет) вкупе с не совсем прозрачным ведением дел Хендерсоном (с которым Моод уже вступал в конфликт из-за английского перевода «What is Art?») вызвало удивление и досаду супругов. Однако, зная, каким влиянием на Толстого обладает Чертков, они все же пытались смириться с новым положением дел и договориться с Хендерсоном о 15 процентах с продаж, которые, естественно, должны были быть перечислены в пользу духоборов. Результаты этого сотрудничества были, как и предвидел Моод, малоплодотворными: Хендерсон, как всегда, не выполнил взятых на себя финансовых обязательств[736], и спустя два года тяжб супруги решили выпустить новое, исправленное издание «Воскресения» в лондонском издательстве «Grant Richards» («Грэнт Ричардс»)

[737].

В своей статье «Сообщение» Моод не ограничился обличением закулисной стороны подготовки английского издания «Воскресения» – он позволил себе и личные замечания в адрес Черткова, весьма безапелляционно высказываясь о том, что уже стало его идеей фикс, то есть о вопросе авторских прав:

«Никакого авторского права» – это, может быть, хорошо, а «никаких денежных принципов», может быть, превосходно. Но истинный прогресс и здоровый рост не заключаются ни в этих, ни в каких-либо других показных принципах. Существенным условием движения к прогрессу является желание совершенствоваться, и мы оказываем больше помощи другим, давая их духу возможность развиваться, чем самыми строгими правилами и жестоким осуждением. Даже если бы мы отдали все наше имущество на пропитание бедняку, а наши тела на сожжение, без любви это нам ничего не принесет. Мы не можем задавать тон другим. <…> Прежде чем мы создадим то или иное новое правило и совершенно новую заповедь и энергично призовем к ней других, давайте посмотрим, где мы на самом деле находимся: являются ли эти деяния неизбежным свидетельством роста в нас истинного и любящего духа и нет ли чего-то произвольного и своевольного в них

[738].

Скорее всего, Моод не был в состоянии трезво оценить реакцию, которую его слова могли вызвать у тех, кто их прочел, и в первую очередь у Черткова. Наоборот, он наивно верил, что все эти разногласия не повредят их дружескому сотрудничеству в профессиональной сфере [739]

.

Чертков же нашел недопустимыми и несправедливыми отдельные высказывания Моода. Прежде всего, он не готов был терпеть, что тот позволил себе судить о его личных отношениях с Толстым. В заметках Черткова на полях «Сообщения» среди прочих комментариев читаем также: «Я считаю абсолютно неуместным, что Э. Моод поместил в издании свои замечания относительно моих личных отношений с Толстым, которые носят совершенно частный характер, ни в коей степени не касаются Э. Моода и о которых он не может судить, не зная подробностей дела»[740].

Толстой, естественно, не одобрил поступка Моода: этот выпад, по его мнению, не только не внушал доверия, а наоборот, разжигал недобрые чувства в Черткове.