Имя Златопольского связано с еще одной попыткой партии подобраться к Судейкину. На этот раз идея стать контршпионкой принадлежала юной Пелагее Осмоловской. Ее арестовали в феврале 1882 года в Москве. Судейкин повел с ней беседу в своем обычном направлении, предлагая сотрудничество. Осмоловская же решила найти способ устроить покушение на сыщика[422]
. В Москве она нашла Златопольского, который пришел в восторг от этой идеи, хотя и усомнился, решится ли барышня собственноручно убить жандарма. Впрочем, на следующем свидании он пообещал ей динамитный снаряд[423]. Дальнейшее участие в этом деле Златопольского было прервано его арестом. Сотрудничество Судейкина с Осмоловской для партии кончилось плачевно: изготовленный в народовольческой динамитной мастерской Александра и Раисы Прибылевых снаряд Осмоловской передан не был, а в ночь с 4 на 5 июня 1882 года не только мастерская и все ее посещавшие были арестованы, но и еще много петербургских народовольцев. Во время следствия и суда Корба полагала, что Осмоловская и ее муж Алексей Фомин были предателями, однако следственные материалы это не подтверждают[424].В обоих сюжетах Златопольский предстает как человек, не слишком хорошо разбирающийся в людях: ведь свои услуги партии предлагают абсолютные юнцы, хотя и близкие к «Народной воле». Вероятно, народоволец действительно мечтал о новом ангеле-хранителе партии в Департаменте полиции. Увлекающийся человек, он будто не отдавал себе отчета в том, какую опасность представляли организации подобные связи. Здесь приходится согласиться со словами Стефановича в его образной характеристике Златопольского: «Вездесущий, всесведущий — но не на далеком пространстве»[425]
.Двухлетняя жизнь Златопольского на нелегальном положении не могла не давать о себе знать. Несмотря на то что Тихомиров называет его «человеком действительно ловким»[426]
, эта ловкость и неуловимость таяла тем быстрее, чем скорее арестовывались товарищи по ИК. Поддерживающая связи с ним буквально накануне ареста Осмоловская писала, что он пренебрегал всякими мерами предосторожности при встрече с ней, тогда как она предупредила: за ней наверняка следят шпионы Судейкина. «Она побывала в руках у Судейкина и уже воображает себя целым Исполнительным комитетом! <…> Забыла, что я же разъяснял ей, что такое нигилист, социалист и так далее. Эх вы, дитю!..» — говорил он ей. Осмоловская также отмечала, что во время тех двух встреч Златопольский казался ей странным: усталым и нездоровым[427]. Было очевидно, что народоволец не только легкомысленно себя ведет, но и, по всей видимости, утомлен долгой жизнью на нелегальном положении, постоянными разъездами по партийным делам. Приходится признать долю справедливости в такой характеристике Дейча: «Хотя с течением времени Златопольский стал вполне серьезным, дельным и даже крупным революционером, все же он, кажется, от некоторой рисовки и напускной важности <…> окончательно не отделался»[428].Описанная легкомысленность по отношению к конспирации привела к тому, что 19 апреля 1882 года Златопольского арестовали в Москве на Малой Лубянке. Смотритель Пречистенского полицейского участка сообщал, что арестованный назвался Култашевым, а затем при записи в арестную книгу — симферопольским мещанином Яковом Мартыновичем, тогда как 21 апреля — обер-офицерским сыном, бывшим канцелярским служителем Константином Николаевичем Боголеповым[429]
. Проживал он в меблированных комнатах Трузе, квартире 33, по Армянскому переулку, в доме Грачева. По словам коридорного, каждый день арестованный выпивал стакан кофе и часов в 11–12 уходил, возвращался в полночь или в час ночи, ночевал всегда дома. Никто из посторонних у него не появлялся, ключ от комнаты он всегда оставлял в швейцарской. Из вещей у него был только небольшой черный шагреневый чемодан и сумка через плечо. Ему регулярно приносили газету «Русский курьер». 23 апреля 1882 года арестованный уже был доставлен в Департамент полиции[430].1 мая Боголепов сознался, что он — Савелий Златопольский, живущий на нелегальном положении с весны 1880 года, после того как был оговорен Гольденбергом. Он признал свою принадлежность к «Народной воле»[431]
. Брат Яков и сестра Сарра признали в арестованном своего брата[432], причем Яков сообщил, что несколько лет назад он слышал от брата Александра: «…упаси бог того признать в какой бы то ни было карточке Савелия, потому что тому грозит смерть»[433]. Сам же Александр брата по фотографии не признал[434].