Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том III

Еще оживленнее были споры и дебаты во время подбора. На них обязательно присутствовал «маститый редактор», как называли тогда все мы Сергея Григорьевича Карузо. Медард Дунецкий (о нем я буду говорить ниже) держал в руках раскрытую папку, приготовляясь писать протокол. Я сидел на диване несколько в стороне, а Кондзеровский, по обыкновению, молчал. Алексей Максимович Быков, смотритель завода, скромно, но с достоинством сидел на краешке стула. Перепалка между Карузо и Измайловым уже началась. Это был как раз тот год, когда Карузо страстно увлекся шибаевским Подарком, впоследствии отцом знаменитого Палача. Он настаивал на посылке к Подарку в Хреновской завод двух маток Дубровского завода – яньковской Защиты и Желанной-Потешной. Измайлов возражал. Карузо волновался и доказывал, что от этого подбора может произойти «потрясающий рысак». Я тянул руку за Полканов и поддерживал Подарка. Кондзеровский дипломатично молчал и выжидал. Быков нерешительно заметил, что следовало бы попробовать послать кобыл к Подарку. В душе он терпеть не мог «спин с приятной положинкой» и очень высоко ценил казаковских и старых хреновских лошадей. Он был учеником незабвенного Коробьина и до самого упразднения его завода состоял там смотрителем. Карузо, видя, что большинство склоняется в его пользу, стал уговаривать Измайлова и закончил словами: «Я на коленях тебя прошу послать этих кобыл к Подарку!» Измайлов заупрямился: он очень неохотно соглашался на рассылки кобыл в другие заводы. Кондзеровский стал его поддерживать. Быков заметил, что можно послать к Подарку кобыл и через год, когда жеребец более проявит себя как производитель. Теперь большинство склонилось на сторону Измайлова. Однако тот был настолько разгорячен спором, что заявил: «Мы покроем их более достойными производителями!» Карузо возмутился, друзья еще заспорили, но далее все пошло мирно и по-хорошему.

Само собою, никакой коллегии для подбора в Дубровском заводе не было. Подбор делал Измайлов и утверждал великий князь. Однако Измайлов, высоко ценя генеалогические познания Карузо и мои, всегда с нами совещался. Быков приглашался как смотритель завода, а Кондзеровский давал ценные сведения о характере и ходе призовых лошадей Дубровской конюшни. Только теперь я отдаю себе отчет, как прав был Измайлов, чутко прислушиваясь к словам Кондзеровского и часто изменяя подбор после его возражений в интересах ходов и характеров. Мы с Карузо этим тогда возмущались и, конечно, ошибались. Впрочем, судить нас строго за это не следует, ибо молодости свойственны увлечения, а еще в большей степени самомнение. Много прошло с тех пор времени, много ушло с жизненной арены людей, многое, наконец, переменилось, но воспоминания об этих беседах с Измайловым всё еще живут во мне и едва ли скоро забудутся.

Фёдор Николаевич Измайлов умер 31 января 1911 года в Москве, на бегу, во время заседания правления Всероссийского союза коннозаводчиков и любителей орловского рысака, председателем коего он тогда состоял. Я был очевидцем этой смерти. На половину первого дня было назначено заседание правления по случаю приезда в Москву Ф.Н. Измайлова, который собирался прочесть свой первостепенной важности доклад об орловском рысаке. Нам, членам правления, предстояло доклад обсудить, одобрить, а затем Измайлов должен был представить его в Петербург. В то время с разрешения вице-президента бегового общества заседания нашего правления происходили в беговой беседке, в помещении библиотеки. Когда я подымался по лестнице, довольно крутой, чтобы направиться в библиотеку, сзади послышался звон шпор. Я догадался, что это Измайлов, и обернулся. По свойственной ему привычке он брал лестницу, что называется, приступом и стремительно, не переводя духа мчался вверх. На минуту он приостановился, дружески поздоровался со мною и полетел вперед. На площадке последнего марша он остановился и стал меня поджидать. Я поднялся и поразился тому, как Измайлов был бледен и тяжело дышал. Ему, видимо, было неприятно, что я заметил это. Я же подумал, что генерал стареет.