Теперь настало время рассказать, как я купил Громадного. В 1911 году Афанасьев разошелся со своей первой женой и женился на г-же Писаревой, которая состояла в родстве с Н. М. Коноплиным и была в превосходных отношениях с его семьей. Коноплин звал Писареву «кумушка» и имел на нее очень большое влияние. Это была милая и сердечная женщина, она совершенно покорила Афанасьева. Через некоторое время после их свадьбы я сказал приятелям, что этот союз чреват последствиями для завода Афанасьева и, вероятно, мы, орловцы, потеряем еще одного из виднейших наших товарищей. Я предполагал, что Коноплин будет воздействовать на Афанасьева через его жену и постарается залучить его в стан метизаторов. Мои предположения оправдались вполне, и вскоре я стал свидетелем разговора, который еще более укрепил меня в этих предположениях.
Я был приглашен на обед к Коноплину, в доме которого часто бывал и с которым был в наилучших отношениях. Кроме меня, приглашена была чета Афанасьевых. Речь зашла, конечно, о лошадях. Говорили о коноплинском заводе, и Николай Михайлович стал вспоминать знаменитую Потерю, затем сообщил, что от орловских жеребцов она ничего не дала, тогда как от Гарло принесла ряд выдающихся лошадей с Пылюгой во главе. Потеря была завода Афанасьева, и Коноплин, обращаясь к Ивану Григорьевичу, сказал, что, по его мнению, афанасьевские кобылы необыкновенно подходят под американских жеребцов. Вывод отсюда напрашивался сам собою, но Афанасьев промолчал. Тогда его жена сказала: «Вот бы нам купить Гарло. Каких бы лошадей он дал у нас в заводе, раз от одной кобылы родились Пылюга и Слабость!» Я, конечно, понял, в чем дело, и, зная, какой тонкий человек Коноплин, больше не сомневался в том, что Гарло попадет к Афанасьеву. В то время Коноплин был в зените славы, и на бегу готовились отпраздновать 25-летний юбилей его необыкновенно счастливой, удачной и плодотворной спортивной деятельности. Мне также было хорошо известно, что Коноплин недавно купил через старого Кейтона нового американского жеребца Аллен-Винтера. Было ясно, что он решил расстаться с Гарло и подыскивает на него хорошего покупателя. Поразмыслив над всем этим, я понял, что судьба посылает мне замечательного союзника в деле покупки Громадного и надо ковать железо, пока горячо. На другое же утро я имел конфиденциальную беседу с Коноплиным и просил его помочь мне купить Громадного. Коноплин ответил, что едва ли Афанасьев его продаст, что он очень богатый человек, к тому же очень осторожный и никогда не решится расстаться с производителем, не имея в виду лошади, которая, по его мнению, могла бы вполне заменить Громадного. «Но ведь такая лошадь есть», – сказал я. «Кто?» – насторожился Коноплин. «Конечно, Гарло, – ответил я, улыбнувшись. – Ибо если Громадный дал Крепыша, то Гарло от афанасьевской кобылы дал Пылюгу и Слабость, а от ряда афанасьевских кобыл может быть несколько рекордистов». – «Это и мое убеждение», – сказал Коноплин и затем спросил меня, как это я, ярый орловец, буду советовать Афанасьеву взять американского жеребца в завод. «Все равно под влиянием “кумушки” он его возьмет, – ответил я, – и никто из нас не удержит его от этого шага. А кто будет влиять на “кумушку”, вы сами знаете». Коноплин увидел, что я разгадал его планы, и, как умный человек, сейчас же учел положение: раз у Афанасьева явится покупатель на Громадного, ему будет нужен Гарло. Продать Громадного и взять Гарло – это изменить направление, но не уронить репутацию завода, ибо Гарло тоже знаменитый производитель, и Афанасьев на это мог пойти. «Вы правы, надо действовать, – сказал Коноплин. – Вы покупаете Громадного, Афанасьев у меня – Гарло, а я оставляю у себя Аллен-Винтера. Блестящая комбинация, и наши заводы будут обеспечены замечательными производителями. А чтобы подвигнуть Афанасьева на этот шаг, мы предоставим друг другу право крыть по три кобылы ежегодно: я у Афанасьева с Гарло, он у вас с Громадным, а у меня с Аллен-Винтером и обратно для всех трех сторон». – «Что же, я согласен», – ответил я и подумал, что мне нужен Громадный, а от случек с их американцами я потом уклонюсь. «Это гениальный план. Поздравляю вас с ним, Яков Иванович, дело можно будет провести», – закончил нашу беседу Коноплин и встал. Я решительно отказался от авторства этого плана, так как Коноплину первому пришла мысль продать Гарло Афанасьеву, а я лишь угадал ее.