Арктический проект Сталина

Ситуация с детьми в условиях их пребывания в лагерных домах ребенка оставалась тяжелой во все времена существования этих заведений. Как следствие тяжелых бытовых условий только за 10 месяцев 1952 г. в домах ребенка Строительства 501–503 было зарегистрировано 1486 случаев первичных заболеваний на среднемесячное количество детей — 408 человек. Учитывая, что за этот же период умерло 33 ребенка (или 8,1 процента от общего количества), получается, что в среднем за этот период каждый ребенок переболел разными заболеваниями четыре раза. Среди причин смерти лидировали дизентерия и диспепсия — 45,5 процента, а также воспаление легких — 30,2 %. Учитывая, что смертность среди заключенных Обского и Енисейского ИТЛ в среднем в год составляла около 0,5 процента в год, приходится констатировать, что дети умирали в 16 раз чаще. Крайний Север не щадил маленьких узников.

В донесении от 9 февраля 1953 г. руководства Управления Обского ИТЛ и Строительства 501 сообщалось об улучшении условий содержания матерей с детьми в результате передислокации их во вновь переоборудованные помещения со станции Обская в Салехард и из Игарки в Ермаково.

Так называемая «Колонна дома матери и ребенка» была устроена в Салехарде, в районе Ангальского мыса. Там же был и родильный дом. Как утверждает воспитанник этого заведения (в 1949–1953 гг.) Вадим Шаевич Циновой (ныне живущий в Вологде врач — владелец «Центра репродуктивной медицины»), условия пребывания в Доме матери и ребенка были весьма суровые. «В помещениях все время было холодно, кормили плохо, есть хотелось постоянно, сладкого нам не полагалось совсем, изредка нянечка давала кусок сахара, принесенный из дома. Часто били. В основном тапками. Били меня и других детей за то, что описался, а потом лежал мокрый. Били за то, что без разрешения встал с кровати и пошел в туалет. Я потом несколько лет вздрагивал, когда видел, как кто-нибудь снимает с ноги тапок», — вспоминает Вадим Циновой.

Как отмечает Н. Петров в своем исследовании «ГУЛАГ», непрерывно увеличивавшееся по всей стране число осужденных женщин с детьми и беременных ставило МВД СССР в тяжелое положение вследствие исключительных трудностей по обеспечению нормального размещения детей, их медицинскому обслуживанию. Средняя стоимость содержания одной заключенной женщины, имеющей при себе ребенка, обходилась в день в 12 рублей 72 копейки, или 4643 рубля в год.

28 августа 1950 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР предписывалось освобождение от наказания осужденных беременных женщин и женщин, имеющих малолетних детей. Справка, подписанная заместителем начальника 2-го управления ГУЛАГа МВД СССР полковником Никулочкиным, сообщала, что на 24 апреля 1951 г. во исполнение этого указа из мест заключения были освобождены 100 % беременных женщин и женщин, имеющих при себе детей в местах заключения, а также 94,5 % женщин, имеющих детей вне лагеря-колонии. Всего было освобождено 119 041 женщина из 122 738, попавших в перечисленные категории.

3 мая 1951 г. начальник ГУЛАГа генерал-лейтенант И. Долгих документально пояснил: «Не освобождено 3697 женщин, имеющих детей вне лагеря-колонии, из-за неполучения документов, подтверждающих наличие у них детей. Работа по освобождению женщин, имеющих детей, продолжается».

Карты, деньги, алкоголь

Суровость лагерного быта накладывала свой неизгладимый отпечаток на уровень и разнообразие маленьких человеческих радостей, которые могли позволить себе заключенные. Недозволенные в условиях лишения свободы блага были доступны в весьма ограниченных дозах, но такие высоколиквидные в зоне ценности, как спирт и водка, наркотики, наличные деньги, качественные продукты, не входящие в ассортимент лагерного ларька, никогда полностью не исчезали из обихода лагерников. Возможность доступа к этим благам имела огромное значение, но была и чревата немалыми опасностями.

В самодельные карты играли в лагере все — и уголовники, и бытовики, и «вохра», причем охранники порой не брезговали принимать участие в состязаниях с заключенными. Такие явные нарушения режима, которые позволяли себе конвоиры, приводили к абсурдным и трагическим последствиям. Бывший студент филологического факультета Ленинградского университета, заключенный Савелий Лапицкий вспоминал: «Среди часовых был один юный красавец. Он ходил в зону играть в карты с ворами. Ходил плотно. Играл и отыгрывался. Долго это продолжаться не могло. И начальство решило его отвадить. “Либо, — сказали ему, — исключим из комсомола, либо подставим. Кончай играть”. А он устоял. И тут надо же случиться, состоялся побег. Вохра вдогонку. Убить беглеца поручили игроку, силой заставили. Или убей зека, или — прикончим тебя. Он и убил… И снова, пьяный, ходил в зону, играл, проигрывал, замаливал грех».[70]