Армия Наполеона

Начиная с эпохи революционных войн, французская армия практически отказалась от палаток, ночной отдых войск осуществлялся отныне просто на голой земле вокруг костров. Хотя палатки официально никто не отменял, и, заглянув в уставы, вы найдете подробное расписание их размеров и правил разбивки палаточного лагеря, самих палаток солдаты Наполеона большей частью в глаза не видели. «Во всех походах, которые я проделал в эпоху Империи, я никогда не видел других палаток, кроме двух с сине-белыми полосами. Эти палатки были натянуты посреди ставки, одна из них принадлежала императору, другая – начальнику его штаба»[559], – вспоминает современник.

Действительно, практически ни на одном из иконографических документов той эпохи мы не находим изображения солдатских палаток. Те же редчайшие изображения, на которых мы можем их видеть, демонстрируют нам стационарные лагеря, о которых речь пойдет ниже. Впрочем, даже в этом случае употребление палаток было чем-то из ряда вон выходящим. В ходе же маршей, совершаемых огромными массами войск, не было никакой возможности транспортировать палатки, равным образом, как и заниматься установкой лагеря.

С приближением вечера колонны усталых перепачканных солдат останавливались на месте, избранном командованием. Обычно бивуакировали подивизионно, реже побригадно. Это значит, что конкретная точка остановки определялась командиром дивизии (или соответственно бригады), и все подчиненное ему соединение должно было размещаться на ночь единой массой.

Прибыв на место, командиры наводили порядок в колонне, отставшие спешили занять свои места в строю. По команде «налево в линию» дивизия из колонны повзводно разворачивалась фронтом к неприятелю в трехшереножную развернутую линию. Офицеры производили проверку наличия людей в строю, назначались солдаты и унтер-офицеры для несения караульной службы, выделялся «гран-гард» – основной сторожевой пост под командованием офицера. Иногда цепь часовых полностью окружала бивачное расположение, не впуская и не выпуская никого без разрешения командования, будь то свои солдаты или солдаты соседней дивизии или бригады. Однако последнее было скорее редкостью. Вот как живописует бивак очевидец:

«…Ружья составлены в козлы, караулы находятся на своих местах и отделения начинают поиски мест, наиболее приемлемых, чтобы превратить их в спальни.

Как только это место найдено, солдаты разбегаются по окрестностям. Спустя некоторое время самые ловкие уже идут обратно. Они уходили налегке, а возвращаются тяжело нагруженными, складывают свой груз и исчезают снова. Чтобы представить себе этот первый момент бивака, вспомните работающих муравьев: торопящихся, суетящихся, сталкивающихся в пути… Один несет дрова, другой – солому, третий – провизию, четвертый кухонные принадлежности. Где они все это взяли? Спросите у несчастного крестьянина…

Как только бивак достаточно снабжен, то есть больше нечего брать вокруг себя, все собираются вокруг своего очага и начинают помогать «повару». Курицы ощипаны, выпотрошены, и скоро уже они вращаются над горящими головнями. Наконец, после двух часов бега и работ «по благоустройству» зубы впиваются в мясо, непрожаренное с одной стороны, зато спаленное с другой. Это называется хорошо ужинать.

Завершение пира требует разговора, который обычно вращается вокруг поглощенного ужина и вокруг того, как он был раздобыт. Вертясь в течение пары часов вокруг постоянно поддерживаемого пламени костра, солдаты занимаются тем, что прожигают свои шинели, чтобы получше их высушить.

Наблюдатель этой сцены мог бы подумать, что люди пытаются подражать вращению куриц, которые только что висели над огнем, и, так как им уже нечего жарить, занимаются поджаркой самих себя.

Так проходят четыре-пять часов. Уже девять вечера – пора спать. Каждый устраивается как можно ближе к огню, причем так, что у некоторых ноги почти что в костре.

Внезапно в шинель вашего соседа закатывается горящий уголь, его штаны задымились и вот, наконец, этот процесс ощутила и кожа. Бедолага вскакивает с воплем, не самым приятным образом топча руки и ноги тех, кто лежал вокруг него. Если даже вы при этом и не были потоптаны, то крики и проклятия все равно прервут ваши сладкие сновидения…

Уже около трех часов утра. Редко удается поспать более этого времени… Вы так замерзли, что дрожь, подобная лихорадке, охватывает вас. Вы подползаете к еще тлеющим углям, вы бледны, ваши зубы стучат, и если посторонний наблюдатель увидел бы вас в этот момент, он наверняка подумал бы, что перед ним один из страшных бледных и окровавленных призраков, которых мадам Радклиф для развлечения читателя так мило поднимает из могил в своих романах…

Ночь на биваке завершается. Нечего больше думать о сне. На завтрак осталось несколько костей от ужина… Скоро взойдет солнце, и мы снова отправимся в поход…»[560].

Эта блистательно сделанная зарисовка «с натуры» хорошо показывает то, что бесконечное количество раз пришлось испытать солдатам Великой Армии на биваке. Осталось лишь сделать несколько замечаний и уточнений.