Аромагия

- Что ты, дорогой, как я могла? – возразила я мягко, прикидывая про себя, что ему наговорили на этот раз. Надо думать, милая Ингрид не упустила возможности втоптать в грязь ненавистную соперницу.

Впрочем, теперь это меня не слишком волновало. Хотя злить Ингольва не стоило, лучше попытаться договориться по-хорошему.

- Поговорим об этом позже, - резко ответил он и вновь уткнулся в свою тарелку, только отрывистыми репликами поддерживая беседу о перспективах «Ваттнайских медведей» в грядущем чемпионате по катанию на санках...

Обед длился и длился, и казалось, не будет ему конца. Мужчины, работая челюстями, перебрасывались соображениями о спорте, погоде, политике и технических новинках. Забавно, как любит сильная половина человечества рассуждать о глобальных проблемах - с такой уверенностью и апломбом, будто решение их зависит лично от каждого оратора!

Я же сидела, как на иголках, пытаясь заставить себя съесть хоть что-нибудь. Сольвейг приготовила обед в излюбленной своей манере: много жирного мяса, щедро приправленного жгучим перцем и острыми соусами. Как аромаг я понимала, что именно такая пища согревает и дает телу силы бороться с холодом, но за все проведенные здесь годы я так и не сумела к ней привыкнуть.

Проглотив несколько кусочков (нельзя ведь питаться одним кофе!), я с легкой гримасой отложила столовые приборы. Желудок принял подношение с недовольным ворчанием: сосущая боль в животе сменилась тяжестью и неприятным чувством.

Петтер поглядывал на меня обеспокоенно. Желая избежать лишних вопросов, я взяла с блюда сдобную булочку с изюмом, хотя даже запах ее вызывал тошноту.

- Мирра, - отвлек меня от борьбы с непокорным желудком голос благоверного. – Пойдем!

- Конечно, дорогой, - согласилась я, вставая. Такой поворот меня устраивал как нельзя больше, хотя, признаюсь, было страшно. Перемены всегда пугают, и людям свойственно цепляться за настоящее.

Я с облегчением отложила надкусанную булочку и, повинуясь властному жесту Ингольва, двинулась за ним в гостиную.

Муж заговорил, едва за нашими спинами закрылась дверь.

- Мирра, сколько раз я тебе говорил!.. – под конец фразы он уже сорвался на крик.

Боги, как же я устала! Не знаю, что лучше – когда глупенькие девочки при первых трудностях бегут прочь, отчего-то считая, что любовь должна быть непрерывным праздником. Или когда двое неразрывно связаны друг с другом на всю жизнь. И надо терпеть, понимать и принимать – хочешь того или не хочешь...

Я прижала ладонь к бунтующему животу и предложила устало:

- Ингольв, давай присядем и поговорим спокойно.

- Спокойно? – рявкнул он, вышагивая по ковру, как на плацу. – Спокойно?! Мирра, я ничего молчал о твоей дружбе с хель, но это уже переходит все границы!

Я вздохнула про себя. Ингольв никогда не питал симпатии к хель, а после того, как они одобрили мое непослушание законному супругу, его неприязнь усугубилась многократно. Зная об этом, я старалась встречаться с Альг-иссой подальше от родных пенатов, что, впрочем, не прибавляло Ингольву расположения к ней и ее сородичам.

- Вижу, милая Ингрид тебе уже наябедничала, - ответила я, усаживаясь.

Лицо Ингольва побагровело, даже лысина налилась дурной кровью, а запах хрена и дегтя – ярости – буквально резал нос.

- Она не наябедничала, а открыла мне глаза! – Ингольв внезапно остановился в шаге от меня, сидящей в кресле, и это вдруг до боли напомнило мне утреннюю сцену с Исмиром. Признаюсь, в этот раз у мужа имелись все основания быть мною недовольным. Впрочем, у меня претензий к нему все равно было больше. – Ты гуляешь наедине с драконом, как будто специально показываешь всем, что он – твой любовник!

- Он мне не любовник, - возразила я пока еще спокойно. Строго говоря, в этом не было ни слова лжи. – Не стоит повторять глупые сплетни.

- Мне наплевать! – взорвался Ингольв.– Главное, что ты выставляешь меня рогоносцем перед всем городом! Я требую...

Его голубые глаза яростно сверкали, а к аромату хрена прибавились запахи гвоздики и имбиря. Кажется, муженек испытывал от этой сцены даже некоторое удовольствие, и это вдруг меня взбесило. Благие намерения поговорить спокойно и разумно выветрились из моей бедной головы.

У меня больше не было сил так жить. Боги, милосердные мои боги, пусть будет что угодно, только не это бесконечное притворство! Последние два года я старалась не думать о будущем, не загадывать, не надеяться. Только жить, дышать ароматами, воспитывать сына... Разве я так много просила? И что я получила в итоге? Жизнь, похожую на прогорклое масло – вылить жаль, а использовать нельзя.

- Значит, тебе не нравится, что весь город считает тебя рогоносцем, - проговорила я тихо, и Ингольв, замолчав на полуслове, уставился на меня. – Поздравляю, теперь ты знаешь, что чувствовала я, когда ты кочевал из постели в постель.

- Это другое, - коротко возразил он, кажется, даже несколько смутившись. Ингольв, как и большинство мужчин, был твердо уверен, что сам он вправе делать что угодно, однако женщинам это непозволительно.