В этот вечер он даже не заметил, как уснул. Только слышал какие-то голоса, потом все стихло. Под утро вдруг распахнулось окно и повеяло студеным ветром. Он хотел встать, захлопнуть фрамугу, но вместо этого натянул на себя одеяло со второй половины постели. И тут же стало тепло, даже жарко. Ему показалось, что он дома, что дети кричат на втором этаже, а во дворе носится с лаем пес. Тед во сне улыбнулся, потому что запах глицинии, которая увивала стену их дома, вдруг усилился, словно уже полдень и солнце нагрело голубовато-сиреневые кисти цветов. «Я еще немного посплю, я устал и замерз, а здесь так тепло…» – подумал Тед, но вдруг резкий звонок ударил по ушам. Карон открыл глаза. Он лежал в своем номере, окно было закрыто, из-за крыш поднималось солнце, и с удивительной настойчивостью орал телефон.
– Да. – Тед взял телефон.
– Карон, одевайтесь, в Москве ваш знакомый, – Зимин назвал фамилию функционера из Ассоциации независимых отельеров, – он ждет нас у себя в отеле.
– Где он остановился? – Карон протер глаза.
– В «Балчуге».
– Ясно, одеваюсь, встречаемся внизу. А почему он мне не позвонил?
– Он звонил, вы не отвечали. Да и мне-то ответили только на пятый звонок.
Карон рухнул на подушку и внимательно посмотрел на телефон – двенадцать неотвеченных вызовов. Крепко же он спал! «Ничего не поделаешь, надо ехать!» – подумал Карон, с удовольствием вспоминая свой сон. Он встал, накинул халат и по дороге в ванную комнату распахнул окно. В комнате по-прежнему пахло глицинией.
Вечером Карон, едва закончив все разговоры и еле отделавшись от Зимина, появился в лобби. Там он занял, как ему показалось, самую удобную позицию для наблюдения – сел на маленький диванчик в нише. Отсюда было видно практически все: вход, лифты, лаунж-бары. Всех, кто сидел в холле, тоже было хорошо видно. Карон не стал себе придумывать дела, он решил, что как увидит девушку, сразу заведет разговор, предложит выпить кофе. «Какая бы она деловая ни была, а внимание мужчины всегда интригует». Тед был самодоволен. К тому же он знал и слышал все эти разговоры о том, как популярны здесь браки с иностранцами. Теми, кто из надежных, благополучных стран. Размышляя об этом, Карон приосанился – он был интересным, состоятельным и в прекрасной физической форме. Он нравился женщинам. Они сами ему часто об этом говорили. На какое-то мгновение из головы выветрились все мысли о певице Аннабель Роуз, такой вдруг кураж появился в душе Теда. «В конце концов, почему я должен соперничать с этими ее ребятами?!» – спросил он сам себя и стал внимательно следить за холлом. Он ловил момент, когда появится незнакомка.
Через полтора часа Тед встал, чтобы размять ноги. Он дошел до двери, кивнул, как старому знакомому, Матвею Ильичу, совершенно не догадываясь, что перед ним Тихон Ильич. Потом он заказал себе кофе. Через два часа он уже изучил все картины, висевшие на стенах, обнаружил, что на чулке администратора образовалась дырочка. Еще через полчаса, внимательно присмотревшись, понял, что та сменила чулки. Тед Карон в десятый раз сосчитал колонны вестибюля и в деталях изучил розовый мрамор.
– Слушайте, а здесь поужинать нельзя? – поинтересовался он у официанта через три с половиной часа.
– Вам – можно, – невозмутимо ответил тот.
Еще через час, сытый и засыпающий, он постарался спровадить Донелли, который вернулся из города и, увидев Карона, устроился рядом в кресле.
– У них все делают не так. А если бы знали, как они уродуют нашу пасту, – после долгого сопения буркнул Донелли.
Карон внимательно присмотрелся к итальянцу. Тот явно был пьян.
– Нам важна каждая деталь. Напишите доклад, отправьте, – посоветовал Тед, лишь бы что-то сказать.
– Куда? – изумился тот. – И потом, какое дело Ассоциации до кафе в Измайловском парке?
– Где? – изумился в свою очередь Тед.
В конце концов Донелли пошел спать, а Карон грустно посмотрел на опустевшее лобби. Вчерашняя девушка так и не появилась.
Конечно, он мог ее не заметить, она могла вернуться раньше, чем он занял этот свой наблюдательный пункт, но Тед почему-то был твердо уверен, что она в отель не вернулась. «И где же она? Осталась где-то в Москве? У нее наверняка есть здесь знакомые… А может, и отношения какие-то», – грустно думал он, раздеваясь в номере. Против обыкновения, свои вещи он не развесил аккуратно в шкаф, а разложил кое-как на второй половине огромной кровати. Ему казалось, что таким образом не бросалось в глаза его ставшее томительным одиночество.