Аромат рябины

…Меня накрывает тяжелой блестящей волной ее волос, я зажмуриваю глаза и с радостью тону в этой шелковистой пушистой пучине. Мне не хочется возвращаться в этот мир, а хочется вечно плыть среди щекочущих струй длинных прядей, которые скользят по моей спине, плечам, опускающимся векам. Но Единственная переворачивается на спину, и словно шквал проносится по моей коже от стремительного ускользания ее волос. Я открываю затуманенный взгляд и вижу плавный изгиб великолепной шеи, маленькие и такие трогательные бугорки ключиц, которые безумно хочется погладить кончиками пальцев. И я делаю это. Потом палец скользит вниз по мягкой шелковистой коже. Я забираюсь в ложбинку между двумя холмами совершенной формы. Они округлы, поднимаются вверх и заканчиваются прелестными нежно-розовыми бутончиками. Не выдерживаю и, едва касаясь, провожу по ним подушечками пальцев. Бутончики тут же сжимаются, и Единственная что-то шепчет сквозь сон. А я мгновенно наполняюсь счастьем от сознания того, что могу прикоснуться к своему божеству, и в который раз мысленно благодарю небеса за это. Пальцы, словно самостоятельные существа, продолжают путешествие. Пройдя ложбинку, они спускаются вниз и маленькими неторопливыми шажочками проходят по мягкому втянутому животу с идеальной ямочкой в центре. Мой мизинец так и стремится забраться в эту ямочку поглубже, но я сдерживаюсь, боясь разбудить Единственную. И вот мои пальцы поднимаются на невысокий холмик, поросший шелковыми короткими кудряшками. И я, замирая от восхищения, начинаю медленно поглаживать волоски, забираясь все глубже.

Но в этот миг пальчики Единственной цепко хватают мою руку, впиваясь острыми ноготками и причиняя этим сладкую боль, и отбрасывают ее в сторону.

— Отстань! — слышу я нежный серебристый голосок, и, сразу убрав руку, перевожу взгляд на лицо своего божества, с замирающим сердцем наблюдая за тем, как хмурятся стрелочки темных бровей.

Я не двигаюсь, практически не дышу, и вот — о, чудо! — лицо Единственной вновь становится спокойным, складочка на лбу исчезает, и открывшиеся было и в который раз ослепившие меня своей красотой глаза начинают закрываться. Длинные, изумительно прекрасные по своей форме ресницы медленно опускаются и бросают безупречные тени на нежно-розовые щеки. Я еле слышно вздыхаю и погружаюсь в созерцание крохотной коричневой родинки, которая идеальной точкой темнеет на виске моего божества. Мне безумно хочется погладить ее, но я не смею. И чтобы сдержать себя, начинаю в уме складывать стихотворение, посвященное этой родинке. Основная мысль — такая крохотная родинка вполне может заменить родину. Хочется скорее записать на бумагу этот шедевр, но боюсь пошевелиться и не дай бог потревожить сон Единственной. Закрыв глаза, старательно повторяю стихотворение несколько раз про себя, чтобы зафиксировать его в памяти.

Затем вновь смотрю на Единственную. Мой взгляд скользит по точеному античному профилю и останавливается на губах. Как они восхитительны! Природа никогда не создавала ничего более совершенного, в этом я абсолютно уверен. Форма, цвет, мягкость — безупречно все. А этот еле заметный темный пушок над верхней губой! Как он подчеркивает и оттеняет красноту ее нежных губ. Я теряю голову и начинаю страстно целовать это совершенство.

— Ты дашь мне сегодня поспать?! — раздается ее сердитый голос. — Да отвали ты, в конце концов!

Единственная резко отталкивает меня и садится на постели.

— Ну прости меня, жизнь моя! — дрожащим голосом говорю я. — Но ты настолько прекрасна, что я полностью обезумел!

И — о, чудо! — она вдруг улыбается мне и ерошит мои волосы. Я чуть не теряю сознание от этой мимолетной ласки и, припадая к ее ногам, начинаю целовать каждый пальчик.

— Ой, щекотно, Макс! Да отстань же ты, наконец! — смеется она и падает на спину.

Я отрываю губы от ее ног и робко смотрю на холмики ее прекрасной груди. И начинаю вновь целовать божественные ножки, губами передвигаясь все выше и выше. Она не возражает. Я окончательно теряю голову, ложусь на нее, чувствуя жаркую податливость ее тела и легкое головокружение от невысказанного счастья. И через мгновение оказываюсь на полу. Единственная, скинув меня, соскакивает с кровати, переступает через мое распростертое тело и направляется в ванную.

— Жизнь моя, — шепчу я вслед, но она даже не оборачивается.