Аромат рябины

Работаю я в крупной страховой компании, но оклад небольшой, и основной заработок — это мои проценты от сделок. Иногда в месяц получается очень прилично, но бывали времена, когда я не вылезал из долгов. Пока жил один, меня все устраивало. Но этим летом мое серое существование озарила она, моя Единственная. Мы познакомились случайно, на пляже. Я был с другом, мы пили пиво и смеялись довольно громко. Заметили двух девушек, таких же веселых, как и мы. Мне всегда нравились блондинки, и я сразу обратил внимание на ту, которая была светленькой и хрупкой, словно фарфоровая статуэтка XIX века. Она сидела к нам лицом и кокетливо смотрела на меня хорошенькими голубыми глазами. Ее подружка находилась спиной к нам, и я видел только ее распущенные темно-каштановые волосы, золотящиеся на солнце и закрывающие ей спину. Мой друг толкнул меня локтем и подмигнул. Мы встали и направились к ним.

— Не скажете, вода теплая? — спросил я, улыбаясь блондинке.

В этот момент ее подружка повернулась, глянула на меня снизу, и я мгновенно утонул в бархатной темноте ее великолепных глаз. Что это было, я все еще не знаю. Но я в миг осознал, что она Единственная и другой уже никогда не будет. Помню, что я стоял, как болван, глупо улыбался и молчал, пока мой друг заливался соловьем. Девушки все-таки оставили свои телефоны, хотя почти сразу ушли. С этого все и началось.

Уже через неделю она переехала в мою квартиру, и счастье ослепило меня. Все еще не знаю, почему такое совершенство выбрало меня, простого смертного. Кто я? Обычный парень, каких много, и вовсе не богатый. Единственная моя ценность — трехкомнатная квартира в самом центре Питера, которую оставила мне любимая бабуля в наследство. Дом построен в XIX веке, поэтому квартира огромная и потолки невероятно высокие. Но забита она всякой старинной рухлядью. Правда, родители кое-что себе забрали, но все, что осталось, чуть ли не позапрошлого века. Просто музей, а не квартира. Я вначале чувствовал себя крайне неудобно, когда переехал сюда, но со временем даже полюбил ненавязчивую прелесть этих вещей. А вот моя Единственная сразу оценила и резную дубовую мебель, и старинные гобелены, и все эти хрупкие фарфоровые безделушки, которые обожали собирать мои предки. Меня это восхитило, ведь, несомненно, у моего божества оказался тонкий художественный вкус, несмотря на то, что ей всего восемнадцать лет, что приехала она в Питер из маленького украинского городка поступать в институт, но провалилась на экзаменах. Как Единственная объяснила мне в самом начале нашего знакомства, ей просто не повезло, ведь в приемной комиссии были одни женщины, к тому же все, как одна, старые клюшки, и они мгновенно возненавидели ее за красоту и намеренно занижали оценки. Что ж, я в это охотно верю. Думаю, все так и было. Моя бедняжечка! Как она настрадалась! Хотела даже вернуться обратно в Стрый, но я, конечно, воспротивился. Пусть живет у меня, готовится, посещает платные курсы и поступает следующим летом. И она, к моей радости, согласилась.

Так мы и стали жить вместе. И я вот уже который месяц хожу совершенно обалдевший от свалившегося на меня счастья. Единственное, что омрачает мое существование, — это проблемы с деньгами. Я раньше и представить не мог, сколько стоят все эти женские штучки, всякие там колготки, чулочки, трусики, халатики. А косметика! Не говоря уже о более серьезных вещах. Но как-то я отнес в букинистический магазин несколько старых книг из дедушкиной библиотеки и безмерно удивился полученной сумме. И тут же купил моему божеству норковый жакет. Как она была счастлива! А ведь это вещь, жизненно необходимая для нее. Она приехала из теплого края и к нашей сырой промозглой зиме приспособилась с трудом. И не в курточке же ей мерзнуть! К тому же я получил необычайное наслаждение, глядя на нее, окутанную в дорогой поблескивающий мех, любуясь ее счастливой улыбкой и блеском сияющих глаз. И ведь она никогда и ни о чем меня не просит! Вот только сегодня утром вспомнила об этом кольце. И разве я смею отказать ей? Да я должен небо благодарить ежесекундно, что Единственная все еще рядом со мной, дарит мне столько счастья и я могу наслаждаться ее близостью.

И вот я сижу в офисе за своим рабочим столом у компьютера и, ожидая прихода моего клиента, думаю лишь о том, где мне раздобыть необходимую сумму. Можно, конечно, снова воспользоваться какой-нибудь вещью из бабушкиной коллекции. Но моя мать, которая отчего-то мгновенно возненавидела мою Единственную, строго-настрого запретила мне продавать что-нибудь из бабушкиных вещей и дедушкиной библиотеки. Мало того, она как-то приехала и весь день составляла опись имущества. Меня это возмутило до глубины души, но своих родителей я люблю и не хочу их огорчать. Поэтому я промолчал.