Аромат смерти

«Я должен что-то предпринять!»

Я умолял ее. Впервые в жизни я плакал и стоял на коленях. Она даже не поглядела на меня. Несколько раз меня стошнило; я пытался подняться, цепляясь за нее, просил и уговаривал, но ничто не помогало. Почему? Почему я не смог отказать ей? Почему для меня было важнее угождать ей, исполнять ее желания, быть примерным сыном? Почему, почему, почему?

Разве я мало его любил? Или любил мать больше всех на свете? Включая единственную причину моего существования? А может, я ошибался насчет смысла моего существования с самого начала?

Разрываемый двумя привязанностями, я должен был выбрать одну. Брат, что за человек убивает того, кого любит, ради собственной матери?

Он плакал.

Все было кончено.

Мама, я монстр.

Такой же, как ты.

21

Она никогда не хотела становиться матерью.

Получив диплом по истории искусств, устроилась на работу в художественную галерею ассистенткой. Зарплата была небольшая, зато было куда расти. Начальница выглядела как фотомодель, а коллеги в разговорах постоянно упоминали имена знаменитостей. Она впитывала в себя атмосферу, ходила на все вечеринки. Обожала цоканье каблуков по мраморному полу – этот звук казался ей обещанием на будущее. Тогда она считала, что начинает делать карьеру, что вскоре пробьется наверх.

Но реальность ее разочаровала. Искусство – это продукт, и галерея работает прежде всего на художника, коллекционера или куратора. На работе начальство держалось безупречно, но по вечерам все разбегались по барам и ночным клубам – пили, курили и нюхали кокаин. Со сцены они провозглашали идеалы, в которые сами не верили. Публика поднимала бокалы с красным вином и праздновала успех, смысл которого не понимала. Это была пищевая цепочка, и она находилась на самом дне, отдавая все свое время работе, которая приносила деньги, чтобы оплачивать психотерапию или алкоголь. В переулке она поцеловалась с коллегой и проглотила свою гордость в туалете, пропахшем мужским одеколоном и женскими духами. Она оставляла свой мопед подальше, чтобы никто не видел, на чем она приехала. Она вытащила из багажника поношенные кеды и заклеила пластырем натертые пятки. Косметика у нее размазалась, волосы растрепались. Она набросила дождевик и поехала домой – в свою квартирку в пригороде возле моста, больше не надеясь на будущее.

В этом городе постоянно шел дождь. Меньше чем за два года она устала от мимолетных отношений, которые завязывала и разрывала. Наконец в один пасмурный день она поняла, что с нее хватит. Никаких больше колебаний. Она подала заявление об увольнении, села на свой мопед, припаркованный у входа, и уехала прочь.

Не успела она порадоваться свободе, как ее охватил страх. Она все ехала и ехала, вдоль северного берега, от Тамсуй до Килуна. По дождевику текла вода, небо было серым, но видимость оставалась прекрасной. Мрачный северный город отлично просматривался на берегу. Внезапно у нее кончился бензин. Она думала, что дотянет, но нет. Заправок поблизости не было, но она заметила у дороги автомастерскую и покатила мопед туда.

– Есть кто-нибудь? – смущенно позвала она, стоя перед рядом скутеров.

– Да, – ответили изнутри. – Погодите минутку.

Он вылез из-под подъемника и застенчиво улыбнулся.

– Здравствуйте.

Ей было двадцать пять, ему – двадцать семь. Его «здравствуйте» проникло ей в самое сердце. Она сказала, что живет поблизости – за мостом. Он дал ей немного бензина – достаточно, чтобы проехать пару километров. Она поблагодарила его и задержалась поболтать. Что-то щелкнуло, что-то начало расти. На следующий день она пришла с угощениями: сказала, что хочет его отблагодарить, а заодно сделать профилактический техосмотр.

– Это займет время. Можете пойти прогуляться, поужинать, а потом вернуться.

– Нет, – ответила она, протягивая ему пирог с та́ро[40]. – Я подожду здесь.

Он расчистил для нее место, придвинул маленький столик и металлический стул. Вымыл руки, аккуратно разрезал пирог, не просыпав ни крошки, и подал.