У нее по-прежнему были ее руки, ловкие и умелые, и деньги от страховки, на которые она сняла скромное помещение под студию. Там она обучала живописи, а еще делала маникюры и педикюры. Всегда улыбалась, болтала, развлекала клиентов. Люди любили ее. Но на улицу она выходила редко. Ее пугал свет фар, страх быстро превращался в панику. Приходилось останавливать инвалидное кресло посреди пешеходного перехода, потому что она едва дышала. Мотоциклы проносились мимо, машины гудели, но воздух отказывался проникать в легкие, а все тело коченело.
Она звала по именам мужа и сыновей. Никто не отвечал.
Она была молодой матерью, вдовой и инвалидом, но ей надо было работать, и от усталости порой казалось, что она сходит с ума. Она так и не разобралась со скорбью и гневом, но видела мужа в карих глазах и чарующей улыбке одного из близнецов. У него был даже его запах. Это казалось настоящим чудом – как будто он родился заново в другом теле, чтобы вернуться к ней.
А как же второй? Без запаха, молчаливый, лишний, с обвиняющим выражением в глазах? Он напоминал, что она сама виновата в своем параличе и в уродстве, напоминал, что ее потеря невосполнима и что любимого назад не вернуть.
В одно особенно тоскливое утро понедельника она убирала посуду после завтрака – и вдруг ощутила беспредельное одиночество. Решила чем-нибудь побаловать себя. Включила ванну для ног с массажем, подлила в воду кокосового молока, поставила туда стопы и на максимум выкрутила температуру и давление струй. Вскоре комнату наполнил пар. Аппарат дважды пикнул, сигнализируя о перегреве. Она посмотрела вниз: кожа на ногах была ярко-красной и опухшей. Она ничего не почувствовала.
Ощущение беспомощности отступило только тогда, когда щелкнул дверной замок и ломкий юношеский голос объявил: «Мам, я дома!» Жизнь снова стала прекрасной. Она пыталась быть хорошей матерью. Работала не покладая рук, чтобы отправить их в лучшие школы, дать им лучшее образование и лучшие перспективы.
Больше она никогда не услышит этих слов. Не увидит его лица. Стоя над каталкой в больничном морге, она снова оказалась в инвалидном кресле на пешеходном переходе.
У нее опять была паническая атака. На этот раз бесконечная.
23
Ночь была облачной и темной. В переулке стояла тишина. Стараясь ступать как можно легче, Иви все равно понимала, что шумит, особенно когда открывала калитку и шла по гравийной дорожке к деревянной двери. Та была не заперта. Она испугалась, что ее может подстерегать ловушка, но тем не менее плавно нажала на ручку и открыла дверь левой рукой, держа в правой электрошокер. Время от времени она жала на гашетку; загорался предупреждающий красный огонек, и устройство издавало электрический треск. Он мог выдать ее, но Иви требовалось чувствовать себя в безопасности.
На первом и втором этажах находились учебные классы, а третий был жилым. Иви включила на электрошокере фонарик и на цыпочках прокралась к лестнице. Она уже собиралась подняться, когда в помещении загорелся свет. Растерянность на лице учительницы Лю немедленно сменилась яростью.
– Снова вы? – Она держалась руками за колеса. – Какого черта вы здесь делаете?
Иви не ответила; просто стояла и бесстрастно смотрела на хозяйку дома, не обрадованную ее появлением.
– Вам недостаточно, что вы убили моего мальчика? – прошипела та, как будто метала отравленные стрелы. – Теперь вы пришли что-то мне сказать?
Иви продумывала разные варианты развития событий. Как только свет включился, ладони ее вспотели, но теперь, глядя на учительницу, она вдруг успокоилась.
– Что он вам сделал? – Женщина заплакала, вся дрожа. – Или вы из-за господина Тсоу? Мы не имели к нему отношения, совершено никакого, и я ничего не могу поделать, если вы мне не верите… – У нее начиналась истерика. – Уходите, уходите сейчас же, вон из моего дома, или я позвоню в полицию!
Учительница Лю схватилась за мобильный телефон. Иви ничего не отвечала и не пыталась ее остановить. Просто вытащила две черных тетради из кармана куртки и бросила ей. Тетради приземлились перед инвалидным креслом.
– Дневники вашего сына. Я все знаю.
Учительница Лю уставилась на черные обложки, как в черные дыры. Ее глаза выкатились из орбит, словно под влиянием гравитационного поля. Она поднесла телефон к уху, потом опустила его.
После долгой паузы она посмотрела Иви в лицо. Та была потрясена внезапной переменой: еще минуту назад учительница выглядела скорбящей и возмущенной, заливалась слезами, а теперь полностью расслабилась – будто собиралась выйти поужинать с друзьями.
– Знаете? – спросила она со сдержанной улыбкой. – Забавно; я искала в его комнате и не нашла никаких дневников… Откуда они у вас?
– Я прочитала их от начала до конца. – Иви проигнорировала вопрос. – Вы – Альфа, командуете стаей, отправляете подчиненных особей на охоту. Они приносят вам добычу.
– Альфа, значит? – Не пытаясь отрицать, Гайя смотрела на Иви с интересом. – Тогда вы должны знать, что я в жизни ничего подобного не говорила и уж точно никого никуда не отправляла. Все это было его решение и «их» решение.