Аромат времени. Философское эссе об искусстве созерцания

В силу отсутствия телеологии после модерна или при постмодерне (in der Nach- oder Postmoderne) возникают совершенно новые формы движения и передвижения. Не существует всеохватного горизонта, господствующей над всем цели, к которой нужно было бы маршировать. Поэтому Зигмунт Бауман наделяет фланерство и бродяжничество статусом характерной для постмодерна формы движения. Таким образом, наследниками пилигрима модерна являются гуляка и бродяга. Но сегодня обществу недостает не только неспешности фланерства, но и парящей легкости бродяжничества. Спешка, суета, беспокойство, нервозность и неуловимая тревога определяют сегодняшнюю жизнь. Вместо того чтобы неспешно побродить вокруг, все спешат от одного события к другому, от одной информации к другой, от одного образа к другому. Спешка и беспокойство не характерны ни для фланерства, ни для бродяжничества. Проблема в том, что Бауман использует термины «фланировать» и «переключаться» почти одинаково. Они должны выражать постмодернистскую несвязность и необязательность: «Окончательная свобода режиссируется на телеэкранах, проживается в обществе поверхностей и называется переключением каналов

»³⁴. Понятие свободы, взятое здесь за основу, очень проблематично. Быть-свободным значит не просто быть-несвязанным и быть-без-обязательств. Освобождает не развязывание и разъединение, а связывание и соединение. Тотальная утрата связей вызывает тревогу и беспокойство. Индогерманский корень fri

, к которому восходят такие обороты, как «свободный», «мир» и «друг» (frei, Friede und Freund), означает «любить». Поэтому «свободный» изначально значит «относящийся к друзьям или любящим». Чувствовать себя свободным можно именно в любовных и дружеских отношениях. Не несвязность, а связь делает свободным. Свобода – это связующее слово[38] par excellence[39]

. Без опоры не может быть и свободы.

В силу отсутствия опоры сегодня жизни нелегко прийти в себя. Темпоральное рассеяние выводит ее из равновесия. Она несется

. Больше не существует стабильных социальных ритмов и тактов, которые разгружали бы индивидуальный темпоральный бюджет. Не всякий способен самостоятельно определить свое время. Растущее число темпоральных последовательностей создает для индивида чрезмерную нагрузку и раздражение. Отсутствие темпоральных предписаний ведет не к росту свободы, а к утрате ориентиров.

Темпоральное рассеяние при постмодерне – это следствие смены парадигм, которая объясняется не одним лишь ростом ускорения процессов жизни и производства. Ускорение в собственном смысле слова – это исконный феномен модерна. Оно предполагает процесс линейного, телеологического развития. На ложных посылках основывается та теория модерна, которая провозглашает ускорение главной движущей силой изменения общих социальных структур и которая тем самым пытается объяснить структурные изменения постмодерна логикой ускорения. Драма ускорения – это феномен последних веков. О драме можно говорить до тех пор, пока ускорение сопровождается нарративом. Денарративизация лишает ускоренный бег драматичности и заставляет его носиться без направления. Драма ускорения заканчивается не в последнюю очередь потому, что скорость передачи событий и информации достигла скорости света.