Арсенал ножей

– Нимтокцы все равно почитают их как героев трагедии, а этот корабль – как чудо инженерии своей эпохи.

– Вот черт!

– А вы собирались вломиться сюда и разграбить все, что сумели бы унести.

– Да, собирались.

Люси пожала плечами и словно бы обратилась к возвышавшейся над нами фигуре:

– Похоже, не одних этих древних нимтокцев гордыня довела до беды.

Выбравшись из леса статуй, мы увидели перед собой провал широкой шахты.

– Ничего себе! – ахнула Эддисон. – Не меньше километра в глубину.

Люси все еще держалась за мою руку.

– Куда теперь? – спросил я.

– Наверх, – указала она пальцем. – Метров сорок.

Я задрал голову, чтобы заглянуть выше. Изогнутые стены шахты уходили в бесконечность.

Бернард остановился рядом со мной.

– Есть тут переходник, или лифт, или еще что? – спросил он.

Люси помотала головой:

– Нет, этот путь единственный.

– И как туда поднимались нимтокцы?

– Взлетали.

Бухгалтер сердито фыркнул:

– Ты, может быть, не заметила, но у нас крыльев нет. Маневровые ранцы мы бросили, и антигравитационными поясами не запаслись.

Люси съежилась от его обвиняющего тона, спряталась за меня, как напуганный малыш.

– Эй! – прикрикнула Эддисон. – Хватит, отвяжись от ребенка!

Бернард вызверился на нее. Щеки у него раскраснелись, а руки стиснули приклад винтовки. Я ждал, что он сейчас замахнется, но Бернард был не тот человек. Он просто прошагал назад по коридору и уселся спиной к стене, бормоча себе под нос.

– И вообще, – сказала ему вслед Эддисон, – будь у нас деньги на АГ-пояса, не пришлось бы ввязываться в такую дурацкую работу.

Глава 43

Она Судак

Кинжальный флот делился со мной новостями. Со всей Общности шли известия о белых кораблях. Съемки с наружных камер перемежались сообщениями от непричастных сторон. Там, где армада палила, она била крепко и без пощады. На круглых стенах рубки я видела последствия баталий. Испаряющиеся с орбиты ракетные установки; немилосердно уничтоженные без предупреждения вооруженные торговые суда; военные верфи, превращенные бомбардировками в облака блестящих обломков; оборонительные орбитальные платформы, сметенные, как лесной пожар сметает сухие листья. И в голове у меня была одна мысль: «Хорошо». После тысячелетних войн и кровопролитий мы все-таки научимся вести себя как цивилизованные люди. Оружие, которым мы веками терроризировали сами себя – орудие деспотизма и массовых убийств, – наконец вырвали из наших рук.

Рядом со мной, разинув рот, смотрел те же передачи Алексий Бошняк. Раньше его не допускали в рубку. А теперь, попав сюда, он таращил круглые глаза за стеклами своих антикварных очков.

– Святая Луиза, – выговорил он, почесывая себе живот сквозь рубашку. – Это все сейчас происходит?

– Сигналы отображаются по мере приема.

– Ух ты… – Он покачал седеющей головой. – Одно дело – рассуждать о разоружении человечества, но совсем другое – когда это происходит у тебя на глазах.

Я стояла вольно, расставив ноги и сцепив руки за спиной. Медведеподобная аватара флота снабдила меня белоснежным мундиром без знаков различия и парой светлых кожаных сапог.

– Вы историк, – сказала я, – а перед вами – история в действии.

Бошняк откинулся на перила вокруг нашей платформы.

– Рехнуться можно, – прохрипел он, руки у него дрожали. – Господи, как же я надеюсь, что мы поступаем правильно.

Я поджала губы. Как раз сейчас на экране передо мной два мраморных корабля вырывали клочья из маленькой вооруженной луны на орбите запуганной, закабаленной планеты. Атака переплавила в светящийся шлак ускорители массы и ракеты, державшие население в рабстве, сожгла в куполах и бункерах сконструировавшую все это военную элиту.

– Позвольте, кое-что расскажу, – предложила я. – До службы во флоте я жила с матерью на маленькой ферме, мы держали коз. У нас почти не было современных удобств и связи с внешним миром. Воду брали из колодца, электричество давал ветряк, а еду мы готовили на решетке в камине. Я училась по осязаемым бумажным книгам, а не в информационной сети. Мать, досыта нахлебавшаяся конфликтов и бунтов во времена дележки земли корпорациями в начале две тысячи двести тридцатых, говорила, что забрала меня в горы, потому что не верит больше в способность человечества совладать с собственной техникой.

Я перевела дыхание. Бошняк молчал и явно не понимал, к чему я веду.

– Она считала, что люди глупы, – продолжала я. – Говорила, что они толкуют о высоких идеях, о мире, справедливости и равенстве, но, сколько ни корчат из себя умников, по-настоящему научились одному: эксплуатировать и убивать друг друга. Она видела причину, почему многие ищут веры в богов и спасителей. В глубине души они сознают, что, предоставленные самим себе, никогда не повзрослеют настолько, чтобы решить свои проблемы и осуществить идеи, за которые вроде бы так ратуют.

Закончив речь, я посмотрела, как на другом экране одиночный белый корабль столкнулся с тремя крейсерами внешников. Бой был коротким и яростным, а исход его с самого начала не вызывал больших сомнений.

– А что бы она сказала вот об этом? – Бошняк обвел рукой проекции на стенах. – Одобрила бы то, что мы тут делаем?