Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф

…что меня взволновало до глубины души, это характер мальчишки. Он сразу представился мне как разрушенный, сдвинутый войной со своей нормальной оси. Маленький мальчик, потерявший детство в одну секунду. Его жизнь раскололась на сновиденье, т. е. то, что было до войны, и участие в войне, что тоже «не реальность». Отмщение за мать, за погасший свет, за отнятый смех. Можно сказать, что «содранность кожи», напряженная сверхчувствительность, недетская развитость свойственны «Ивану снов», так же как «Ивану-разведчику». Просто резко поменялись полюса, жизнь опрокинулась. Дети – герои всех фильмов Андрея Тарковского. Но это дети особенные. Их внутренний мир богат и не наивен, он развит от раннего детства. «Ребенок – это прежде всего эстет: он реагирует на внешность, на видимость, на очертания формы»[42]. И в этом смысле «дети его кинематографа» – автопортретны его памяти о себе. В них тайна его детского мира, снов детства. «Все сны (их четыре) связаны вполне конкретными ассоциациями. Первый сон, например, весь от начала до конца, вплоть до реплики „Мама, там кукушка!“ – одно из первых воспоминаний моего детства.»

И если сны – это прошлое, то военная реальность – «тот свет».

Здесь Стикс, который переходит в последний раз Иван; странно хлопающая дверь в никуда. Разрушенная стена церкви, не утратившая лика Богородицы – покровительницы России.

Березовую рощу нашли в Подмосковье. Вадим Юсов рассказывает о съемках эпизода поцелуя надо рвом:

Мы, например, сделали специальное приспособление, чтобы снять кадр, когда Холин целует Машу над окопом: мы с камерой совершаем движение со дна окопа, практически из-под земли, до уровня глаз человека уже над окопом…

…иногда зрителю интересна и техника, но у Андрея это иначе – смысл сильнее техники, она как бы поглощается.

О том же эпизоде Тарковский писал, что этот эпизод – ассоциация с пушкинской строкой «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю». А от рощи «попахивало чумой». Вадим Юсов своим талантом и изобретательностью сумел воплотить поэтико-мифологический мир Тарковского.

Эпизод с патефоном, книгой Дюрера и битвой Ивана с невидимыми врагами снят резко экспрессионистично в максимальном напряжении светотени. Атмосфера не реальности, но и не сна. Наваждение битвы. Битвы архангела Михаила с Сатаной. Юный воин уже не в единоборстве с фашистами. Он видится юным воином Михаилом в единоборстве с тьмой, поглощающей свет. Свет и тьма, рай и ад, и путь, соединяющий оба пространства, – колодец. Из бездны колодца мы видим светлые лица – лики Сына и Матери. Иван протягивает руки к звезде, странным оптическим обманом сияющей на черной поверхности воды (в отличие от прозрачной чистой в ведре). Именно в эту секунду мир переворачивается, опрокидываясь «тем светом» (войной). Кончилось не детство – а сама жизнь. У Ивана нет «светлого будущего», и в Суворовское училище он не хочет. Отмстив, он переплывает Стикс.

Тонкой-тонкой нитью сплетается ксилографией Дюрера поэтическая ассоциация. Иван часть, вернее, сопричастность миру вечного Апокалипсиса. «Рыцарь, дьявол и смерть» – так может быть назван фильм.

Говоря о поэзии, я не воспринимаю ее как жанр. Поэзия – это мироощущение, особый характер отношения к действительности.

В этом случае поэзия становится философией, которая руководит человеком всю жизнь[43].