Артерия

– Это все так печально, – подавлено и тихо сказал он, обращаясь будто бы не ко мне, а к реке, – с каждым днем я все больше чувствую, что у нас ничего не получится и что все безнадежно. Мы не выберемся. Мы лишь будем бить монстров, пока сами такими же не станем. Мы не встанем с колен, никогда.

Я ничего не ответила. Потому что он был прав. Я боялась предложить ему убить его, потому что он мог дать положительный ответ. Очень боялась. А он боялся спросить, хотя был готов умереть.

– Ты готов закончить все вот так?

– Да. Мне не интересно, что будет дальше, я не хочу смотреть, как умирают мои друзья.

– Поэтому ты пришел сюда?

– Я думал, что утону быстро, и ничего не почувствую.

– Нет, это глупая болезненная смерть.

Я встала за ним, доставая учебный пистолет и наводя ему на затылок.

– А ты сможешь? – с большими глазами повернулся он.

– Если я буду знать, что тебе так будет легче, то да.

Он взял мою протянутую руку и упер дуло себе в жесткие волосы, смотря посеревшими, но невероятно чистыми и усталыми глазами мне в глаза. Он не боялся, и не хотел другого, он шел к этому.

– Пусть это будет суицидом, – сказал Кирилл.

– Я все равно буду убивать людей, мне уже ничего не страшно.

– Не будь такой уверенной. Тебе не дадут. Мир обречен.

– На страдания? – у меня дрогнул голос.

– Нет, на больное существование, – сказал он, и, почему-то, улыбнулся. Я дрожаще выстрелила. Думаю, у меня дрогнула и не выдержала рука. Мне было слишком тяжело.

По черным волосам вниз скользнула почти незаметная струйка темной крови, спускаясь по скуле, увлекая за собой более явный плотный поток жидкости. Я не стала с ним долго мешкать и, взяв себя в руки почти сразу, выбросила тело в реку, не смотря и не провожая взглядом.

– Ира, – мне на кровать кинули пакет с сухарями. Кормили тут довольно неплохо. Единственный плюс практики, кроме самой практики. – Что-то случилось? – спросила Лера. – Тебя долго не было, мы не пошли тебя искать.

Я долго молчала, смотря в потолок и заложив руки за голову.

– Ты готова стать предателем, если понадобится? – спросила я.

– Я буду смотреть по обстоятельствам. А что? Ты решила пойти против всех?

– Нет. Я только что убила Савчука, мы разговаривали о том, что все безнадежно и убивать надо людей.

– Я более чем уверена, что ты с этого начала.

– Да. Но…

– Ты его убила? По-настоящему?

– А можно по театральному?

– Нет, не знаю. Он сам этого хотел?

– Да, у него была последняя стадия безысходности.

– Странно, все так плохо?

– Он просто понял, что все бессмысленно.

– Как он это понял?

– Не знаю, просто понял.

– Ты убила его только потому, что он не захотел разобраться в своих мыслях? Ира, все тут давно знают, что ни школа, ни центр, нас ни к чему не приведет. Все и так безнадежно и потеряно, люди просто не хотят мириться со своим существованием и такой судьбой, и находят выход. Они пытаются найти свет. Апокалипсис только начался, все самое безысходное и бессмысленное впереди. То, что один морально убитый подросток не смог договориться со своими мыслями не значит, что весь мир теперь падет. Кстати, говорят, после первого убийства должно стать легче, – бросила она совершенно спокойным тоном на выходе.

– Оно не первое.

– Значит, легче уже стало.

– Стало только хуже.

– Значит, все еще впереди, – заключила она, и дверь за ней закрылась.

2

– Люди слишком много о себе мнят, поэтому не читают книги, а когда читают, и им что-то не нравится, они начинают ругать автора и говорить, что это мутотень и писатель просто мусор, – Лера протянула к коту руки, и он покорно прыгнул ей на руки, виляя из стороны в сторону пушистым, оборванным хвостом. – Бывает же такое, что книжка просто не подходит человеку?

Илья смотрел на нее, с презрением, постоянно так, что казалось, что он хотел вставить что-нибудь полностью противоречивое, но в то же время все прекрасно знали, да и он сам для себя, что ничего такого не скажет, максимум нервно выдохнет. Влад был не из таких.

– Не совсем, – с Лерой спорить не было смысла, даже не знаю, отчего – оттого, что у нее были сокрушительные аргументы или потому что она не слушала людей во время споров, – бывают книги, которые действительно написаны плохо, из тех, кого не понимают некоторые, выделяется если что Достоевский.

– Ну, это понятно, он русский.

– Не скажи так где-нибудь. То, что он русский, объясняет только то, что он писал большую часть о страданиях, но и я там тоже особо страданий не заметил.

Мы сидели на огромной высокой каменной плите, чудом забравшись на нее. До ближайшего спуска прыгать было метра три, и шансов сломать позвоночник было больше, чем желания куда-то слезать.

Зато там было красиво, открывался вид на лес, красивый закат, пахло бензином и несло копотью.

Илья долго сидел и смотрел вниз, на разбитую лестницу.

– Вот странно, мы находимся на территории крепости, а людей тут нет, ни людей, ни зомби.

– Ты думаешь, нет местности без людей и зараженных?

– Есть, но их тут обычно и искать не надо, а тут… слишком тихо.

– Может, мы умерли и попали в рай? – недолго думая, предположил Влад. Все косо на него посмотрели.