Артюр Рембо

По приезде его ждал сюрприз. Некто А. Дешан обратился 28 октября 1887 года с официальной жалобой во Французское консульство в Адене. Речь опять шла о деле Лабатю. Покойный Лабатю должен был заплатить 1810 талеров некоему г-ну Одону, агенту Дешана в Шоа. Рембо, однако, оплатил этот долг. Вице-консул г-н де Гаспари попросил Артюра объясниться и предоставить полный отчет о проведенных сделках и доказательства их совершения. 3 ноября Рембо передал ему все бумаги, за исключением бухгалтерских счетов. Среди представленных документов была следующая запись: «Переведено на имя г-на Одона в счет долга Лабатю: талеры 1088». Но это ничего не доказывало, так как г-н Одон продолжал утверждать, что ничего не получал. 4 ноября Рембо сообщил о происходящем его высокопреосвященству г-ну Торен-Каню и попросил его о помощи, каковую тот согласился предоставить. А произошло вот что. Рембо перед отъездом из Шоа остался практически без средств, так как Менелик — будем называть вещи своими именами — откровенно ограбил его. Поэтому Артюр решил соответственно сократить свои долги третьим лицам; в то время действовал некий подзаконный акт о порядке расчетов между кредитором и несостоятельным должником, позволявший ему так поступить. Но так как г-н Одон не считал, что у Артюра было такое право, Рембо обратился к Маконнену, с которым у него были кое-какие счеты, с просьбой выплатить Одону 866 талеров (47 % долга г-ну Дешану). Маконнен прислал Артюру квитанцию об «уплате г-ну Одону 866 талеров». На деле же последний опять ничего не получил.

С этого момента Рембо заподозрил, что Маконнен обманул его заодно с г-ном Одоном и присвоил деньги себе.

Артюр обратился к консулу в Адене с жалобой, что был вынужден отдать две трети своих активов за долги различным кредиторам.

— Вы сами совершили ошибку, — был ответ (8 ноября 1887 года), — поэтому сами и разбирайтесь.

После этого Рембо взялся за перо, с воодушевлением рассказывая в письме от 9 ноября, на которое мы уже ссылались, про свои неурядицы с кредиторами (иногда самозванными).

Все это было очень забавно, но проблема оставалась неразрешимой.

Рембо считал, что с делом покончено, но в 1890 году, когда он вернулся в Харар, вновь возникли неприятности, связанные с долгами Лабатю.

8 января 1890 года Менелик приказал задержать его товар на складе Илга в Энтотто в связи с тем, что он якобы должен 100 талеров наследникам Лабатю. Дешан сразу послал в Харар свое доверенное лицо, Шефне, с поручением пронаблюдать за тем, что товар действительно арестован. Рембо показал ему квитанцию Маконнена и доказал таким образом, что в целом выплатил г-ну Одону 80 % долга Дешану. Расследование показало, что Маконнен использовал деньги на погашение долга покойного Лабатю в пользу раса Гованы, так как не знал, кому передать эту сумму. Бесконечные разбирательства ни к чему не привели, и Дешан, желая поставить наконец точку в этом деле, которое тянулось уже пять лет, в срочном порядке направил на место брата Шефне по имени Тейар. Рембо пришлось подчиниться требованиям последнего, но он сократил сумму выплат до 600 талеров (плюс 100 талеров наследникам Лабатю — от этого ему не удалось отвертеться). 19 февраля 1891 года Дешан вручил ему расписку, в которой значилось, что больше он не имеет претензий к Рембо.

Вернемся к осени 1887 года.

Поскольку единственным перспективным товаром было оружие («Если вы не будете поставлять мне оружие, — говорил европейцам Менелик, — я запрещу вам торговать здесь»), Рембо решил заняться импортом материалов для производства ружей и патронов. Почему бы не стать промышленником в Анкобере? Если удастся привлечь к этому 328 делу солидных инвесторов, он мог бы возглавить производство. Но реализация этого проекта полностью зависела от разрешения на ввоз оружия. В этом вопросе, казалось, наметились сдвиги. Доказательством тому мог служить факт, что ружья Солейе, пролежавшие довольно долго на складе в Таджура, в конце концов были доставлены в Шоа. На самом же деле ничего не изменилось: франко-английское соглашение от 16 ноября 1886 года о запрещении ввоза в Эфиопию каких бы то ни было видов оружия оставалось в силе, исключения делались лишь в особых случаях. Однако Франция, кажется, подходила к этому не столь категорично.

Ни на что не надеясь, Рембо при поддержке депутата от Вузьера г-на Фаго обратился с официальной просьбой к министру военно-морских сил и колоний, г-ну Феликсу Фору. Он подчеркивал, что речь идет о поставке в Шоа, «край христиан и друзей европейцев», сырья для изготовления оружия и боеприпасов; контроль над производством будут осуществлять исключительно французы.

Отрицательный ответ, полученный 18 января 1888 года, был сух и краток: это противоречит соглашению.

Рембо не очень удивился: он никогда не питал больших надежд на подобные обращения к министрам. «Писать чиновникам — только зря бумагу переводить», — говорил он.