Статья Джорджа Мура сейчас – одно из самых ценных свидетельств современников об Эдгаре Дега. Кроме всего прочего Мур говорил: «Как бы там ни было, единственное его желание сейчас – избежать настойчивого любопытства публики. Он хочет одного – чтобы глаза позволили ему работать по десять часов в сутки».
Страстный, независимый, не склонный к обогащению и роскоши, аскет и идеалист Дега искренне верил, что политика может быть честной, а политические деятели – бескорыстными. Он становился резок и вспыльчив, когда его взгляды подвергались сомнению, не раздумывая, покидал дома настроенных иначе друзей и рвал многолетние связи.
Однажды в опере Дега познакомился с Жоржем Клемансо, известным политиком, якобинцем, беспощадным «сокрушителем министерств». Дега начинает делиться с будущим военным министром своими представлениями о политической деятельности. Он уверяет, что будь он политиком, вел бы самую незаметную, скромную жизнь, ставил бы свои служебные обязанности выше личных и отдавал все силы благополучию людей и страны. «Ну и что вам сказал Клемансо?» – спросил у Дега Поль Валери, когда услышал эту историю. «Он посмотрел на меня с таким презрением», – ответил Дега.
В старости он останется одиноким, непримиримым, уверенным в собственной правоте, принципиальным и всеми покинутым. Он верит в безупречную честность французского офицерства в громком деле капитана Альфреда Дрейфуса – и не собирается слушать других мнений. Он перестает общаться с Писсарро (потому что еврей), с Моне и Золя (потому что поддерживают еврея Дрейфуса, опорочившего всех военных), с самым близким и давним другом Анри Руаром (по той же причине). Он не поверит даже несомненным доказательствам невиновности Дрейфуса.
Рядом с Дега в последние 20 лет его жизни останутся только молодые поэты и писатели, те, что из нового поколения, преклоняющиеся перед его художественным даром. Да и их Дега принимает редко и нехотя.
Холостяк и отшельник Дега к зрелому возрасту делил свои дни между несколькими по-настоящему захватывающими удовольствиями: оперой, работой и охотой за шедеврами. Чаще всего он заходит в галереи арт-дилеров и бродит по мелким лавкам с друзьями, тоже увлеченными коллекционерами, Анри Руаром, Альбером Бартоломе и Эдмоном Дюранти. Постоянно участвует в художественных аукционах в отеле Дрюо, чаще всего инкогнито. «Дега продолжает в том же духе, покупает и покупает. Каждый вечер он задает себе один и тот же вопрос: как же расплатиться за все, что было куплено в этот день. А утром все начинается снова: побольше Энгра, два Делакруа и один Эль Греко за неделю. И потом он с гордостью заявляет, что не может себе позволить новой одежды», – сообщал в письме их общему с Дега другу скульптор Альбер Бартоломе.
Амбруаз Воллар в воспоминаниях утверждает, что собственные финансовые успехи не радовали Дега. «Если мои вещи начали продаваться по таким ценам, то что говорить об Энгре и Делакруа. Я больше не смогу их покупать», – жаловался он и всегда называл свои картины «вещами», как будто лишая их заслуженного статуса по сравнению с полотнами своих кумиров.
Однажды парижский издатель альбома литографий попросил Эдгара Дега сфотографировать для него одну из работ Делакруа, которая тогда уже точно находилась в частной коллекции художника. Дега ответил: «Я за своим Делакруа охотился 20 лет. Пусть другие делают то же самое».
Настоящая азартная охота началась для Дега с 1890-х годов, когда его собственные картины уже продавались и приносили достаточную прибыль. У Эдгара Дега в то время устойчивая репутация блестящего острослова, аристократа-затворника, покровителя молодых художников, который никого при этом не берет в ученики. Он почти добился личной идеальной формулы славы «быть знаменитым и неизвестным». Он снимает трехэтажную квартиру, в которой его мастерская и спальня занимают только один, верхний, этаж. Два нижних – это гостиные-галереи со шкафами, ящиками, стеклянными колпаками, установленными над самыми хрупкими экспонатами.
Иногда, в хорошие дни, Дега впускает к себе кого-то из друзей, художников и журналистов. Один из них, Арсен Александр, писал после такого визита: «Дега одержим бесом коллекционирования, редким даже среди художников. Его коллекция закрыта, защищена, и я бы не рекомендовал вам звонить в его дверь, если вы не принесли с собой какого-нибудь неизвестного Энгра».
Когда в 1893 году были изданы дневники Делакруа, Дега уже почти ослеп. Он просил экономку каждый вечер читать их вслух. Когда в руках знакомого арт-дилера оказывался рисунок Энгра, Дега узнавал об этом первым. За некоторыми картинами и эскизами охотился специально, какие-то неожиданные находки покупал без раздумий, случайно обнаружив в художественной лавке.