В Париже уже была Коммуна, а за его пределами – версальцы-монархисты, между ними – аванпосты. Пропуск республиканцев у него уже есть, а значит, теперь можно смело навещать семью, которая пережидает парижскую бойню в Лувесьенне. Пропуск версальцев тоже окажется у художника в кармане совсем скоро – еще один старый друг позаботился. Главное – не показывать ни одной из сторон пропуск противника – иначе от расстрела уже никакое чудо не спасет.
Между аванпостами Ренуар нашел дерево с вместительным дуплом. Перед пересечением границы он брал из дупла нужный пропуск, а опасный прятал. Идя назад, совершал спасительный обмен. У него была семья по одну сторону и пара незаконченных картин – по другую.
В доме Ренуаров шутили: здесь все служанки со временем становятся натурщицами, а натурщицы – служанками. Огюста всегда окружали женщины, которые беззаветно его любили и заботились о нем. Но Габриэль среди них – на особом месте: Ренуар изобразил девушку больше 200 раз и в некоторые сложные моменты жизни просто погиб бы без нее.
Однажды Ренуар остался совсем без натурщиц, он уже не выходил из дома, писать было некого – и он начал уговаривать Габриэль раздеться. Девушка, не раздумывая, согласилась: она понимала, кто такой Ренуар и что значит для него позировать. Габриэль приехала в дом художника 15-летней девочкой, когда в семье должен был родиться второй ребенок. Жена Ренуара Алин Шариго позвала ее, свою двоюродную сестру, помогать по дому и присматривать за детьми. С этих пор Габриэль стала членом семьи, настолько преданным и необходимым, что вышла замуж только после смерти патрона, а умерла в Беверли-Хиллз, куда переселилась, чтоб жить рядом со своим любимым воспитанником, тогда уже известным режиссером Жаном Ренуаром.
Когда жена Ренуара умерла, а сыновья воевали, именно Габриэль ухаживала за ним, чистила палитру, каждое утро вкладывала кисть между одеревеневшими пальцами и привязывала ее к запястью веревками. Каждое движение приносит художнику боль, он перестает читать, чтоб сберечь глаза для живописи, он перестает ходить, чтобы остались силы писать. Когда его спрашивают, почему он не бросит, Ренуар совершенно серьезно отвечает: «Боль проходит, а красота остается».
Камиль Писсарро: добрый Бог
Камиль Писсарро был евреем и убежденным анархистом – читал революционные философские трактаты и учил детей внутренней свободе. Он отстаивал эмансипацию и социальное равенство. Его жизненные и политические взгляды однажды приняли отчетливые формы – и стали нерушимой внутренней основой до конца жизни. Он считал абсолютным злом капитализм, «ужасы нелепой цивилизации», банковские спекуляции и коммерцию. Уверенного, цельного, нерушимого Писсарро трудно было сбить с пути. Он купил дом в деревушке Эраньи – и растил там яблоневые деревья и овощи на грядках. Цветов совсем немного – только на небольшой клумбе под окном дома.
Один критик заметил, что «кисть Писсарро похожа на лопату, которая с болезненным усилием ворочает землю». Такая уничижительная крестьянская метафора, направленная против Писсарро, делает честь критику – он смог найти образ, близкий художнику больше всего. Дикий, загорелый уроженец Антильских островов, Писсарро, обосновавшись во Франции, становится не столичным обитателем богемного Монмартра, а крестьянином, которого земля кормит. И буквально – не давая умереть от голода и вырастить детей, и на уровне образов и мотивов – ежедневно щедро одаривая летними рассветными солнечными пятнами, хрустящим инеем, ровными бороздами после вспашки, осенними листьями, прозрачными зимними сухими травами. Он буквально пишет то, что под ногами.
Его личным талантом, помимо зоркости душевной и эмоциональной, было умение «постичь суть места». Писсарро – художник земли. В сельском садике под Парижем, у обочины пыльной дороги, на широкой городской улице или посреди замерзшего поля – как будто пульс Писсарро менялся в зависимости от того места, в которое он попадал.
Жакоб Абрахам Камиль Писсарро родился на маленьком тропическом антильском острове Сент-Томас, и до Франции оттуда плыть больше 7 тысяч километров… Здесь были солнце и пальмы, размеренная, знойная, надежная жизнь сына успешного торговца, и никакой возможности стать настоящим художником. Хотя бы потому, что здесь просто негде было купить краски и не у кого учиться.
Всю жизнь, до самой смерти, Камиль Писсарро ищет художественную правду и исследует новые техники. Возможно, это связано как раз с тем, что он не получил в юношестве академического художественного образования. Писсарро впитывал мир глазами, искренне увлекался находками и новаторством своих друзей-художников. Весь мир был ему школой.