Артхив. Истории искусства. Просто о сложном, интересно о скучном. Рассказываем об искусстве, как никто другой

В 1890-е годы к 60-летнему Камилю Писсарро приходит долгожданное признание. Арт-дилер Поль Дюран-Рюэль устраивает выставки, посвященные городским сериям художника. И все его бульвары, написанные в дождь, снег и в солнечную погоду, сразу находят покупателей и разлетаются по частным коллекциям. Нельзя сказать, что на Писсарро обвалилось сказочное богатство. Он радуется стабильным продажам картин и всегда боится, что вернется голодное прошлое.

Постаревший Писсарро пишет Париж. Это неожиданно. Художник всегда жил в деревне и вел по-настоящему крестьянскую жизнь. Никогда не оставляя Эраньи надолго, он теперь выбирается пожить иногда в Париже.

В 1897 году, поселившись в самом центре столицы, в гостинице «Отель дю Лувр», Писсарро пишет сыну: «Я рад, что могу попытаться написать улицы нового Парижа, которые мы все так привыкли называть уродливыми, но которые на самом деле удивительно переливчатые, яркие и такие живые». Но почему уродливые? Что с этими улицами было не так? Как и любая кардинальная, беспощадная модернизация города, перестройка Парижа вызывала яростное сопротивление горожан, а некоторых доводила просто до отчаяния. Старого города просто не стало: 200 тысяч зданий были разрушены, 34 тысячи – неузнаваемо перестроены. Когда-то тесные, извилистые мощеные улочки превратились в широкие бульвары. Необъятные площади, способные вызвать приступ агорафобии. Пятиэтажные здания, новый шикарный оперный театр, ипподром, могучие металлические опоры железнодорожных мостов. Любовь к современному шумному Парижу легко давалась молодым художникам, а Писсарро решил обучиться этой любви в 67.

С Писсарро так было всегда: папаша, добрый бог, Моисей, как называли его коллеги-импрессионисты, оказывал колоссальное влияние на каждого, кто оказывался рядом. Он был не намного старше других, но с непоколебимым спокойствием древнего пророка успокаивал их душевные бури и сомнения. И при этом до конца жизни был готов каждый день заново учиться жить и писать, ни на минуту не успокаиваясь в собственной значимости.

Он полюбил эти уродливые, расчерченные как под линейку, широкие, шумные парижские улицы, как будто видел их впервые.

Пульс Камиля Писсарро остановился в 1903 году, его картины сегодня украшают собрания великих музеев мира, художниками стали все пятеро сыновей Писсарро и даже некоторые внуки и правнуки. Все-таки это фантастически редкий дар – быть убедительным учителем и верить в правильность избранного пути.

Джон Сингер Сарджент: гражданин мира

Когда Огюст Роден в 1902 году увидел портрет трех юных сестер Хантер кисти Джона Сингера Сарджента, он назвал художника «Ван Дейком нашего времени». Однако сразу после смерти Сарджента в 1925 году мнение о нем в творческих кругах резко изменилось в худшую сторону. Произошло это, в частности, с подачи бывшего друга художника, влиятельного критика Роджера Фрая, посчитавшего работы Сарджента неуместными и неактуальными для эпохи модернизма. Так что его реализм практически мгновенно был объявлен анахроничным и поверхностным, а самого художника стали считать не более чем удачливым карьеристом, который своими портретами потакал прихотям аристократов.

Один из самых успешных и почитаемых художников своего времени был вытеснен Матиссом и Пикассо. Упражняясь в остроумии, коллеги по цеху называли Сарджента легковесным льстецом «Позолоченного века» и хитрым ремесленником. Камиль Писсарро как-то пренебрежительно обронил: «Он был не энтузиастом, а скорее ловким исполнителем». За Сарджента к тому моменту могли говорить лишь его полотна, безмолвные свидетельства его несомненного таланта и мастерства. Спустя несколько десятилетий они заняли положенные им места в музеях и галереях, стали продаваться на аукционах за миллионы долларов и обеспечили Сардженту имя мирового классика.

Мир в наследство

Родители художника выросли в Штатах и, несмотря на то, что большую часть жизни он прожил в Европе, Сарджент считал себя американцем. В 1854-м Сардженты отправились в путешествие по Европе, которое в итоге продлилось всю их жизнь. Покинуть родную страну их заставила трагедия: благодаря смене обстановки Фицуильям и Мэри надеялись оправиться от гибели своего первенца. 12 января 1856 года во Флоренции у них родился сын Джон.

Сарджент рос и развивался практически во всей Европе сразу. Годы его становления прошли в путешествиях по Франции, Германии, Италии, Швейцарии и Испании. По словам близкого друга Генри Джеймса, который, кстати, тоже стал вечным кочевником с легкой руки родителей, такое «образование по Бедекеру» (это имя стало нарицательным – синонимом путеводителя) сделало Сарджента «цивилизованным до кончиков ногтей» полиглотом.