Арвары. Книга 2. Магический кристалл

— Что? — комит будто проснулся. — А много знали о мертвом? Тем более мумия когда-то хранилась в регии… Когда мы думаем о хлебе и победах, но не получаем ни того, ни другого, становимся нелюбопытными. А чужие старые победы нас не вдохновляют, напротив, вызывают ненависть! И мы продаем то, что хранилось в музеумах… Все это длится третий век, наши думы и надежды уже становятся бессмертными, август. Чудесным для нас стал бы союз с Урджавадзой и поражение персов магическим кристаллом. А истинным чудом — победа над северными варварами!.. Что нам некий плененный двести лет назад исполин, проданный в рабство? Даже если он необычного, великого роста?… Когда мы уже забыли о самом императоре Марии, пленившем его!… Мы ценим прошлую славу, когда ощущаем блеск и величие империи. Когда же видим нищету, перекладываем вину на своих предков.

Полицейский караул, пришедший на пристань вероятно для того, чтобы исполнить судебное решение, стоял не шелохнувшись и более походил на почетный. Префект города все еще пребывал перед сходнями, даже не сделав попытки подняться на корабль. И к нему никто не выходил: будь такая заминка на театральных подмостках, публика давно бы уже освистала незадачливых актеров.

Но император наблюдал за всем этим безучастно, поскольку сознание сейчас было приковано к иному.

— Как же ты узнал о живом и бессмертном варваре?

В другой раз Антоний непеременно бы подчеркнул свой неимоверный труд во благо империи, дабы выгодно отличиться от консула — сейчас комит забыл и о соперничестве.

— Сегодня утром случайно встретил знакомого фискала. Он тяжбу ведет с хозяином. В наших законах нет указания, как брать налоги за бессмертных рабов. Тем более, если раб — атлант…

— Фискалы знали о нем?

— На то они и фискалы…

— Если ты обернулся в один день, значит, он недалеко от Ромея?

— Он высоко… В горах. Император излишне засуетился.

— Тогда немедля в путь! Я выкуплю его и приведу во дворец! И тогда Авездра перешагнет мой порог!

Комит остался неподвижным, как размякшая и оплывшая куча глины.

— Я хотел это сделать, август… Хотел войти к тебе и сказать — подними выше меч, Юлий… Но я, старый и опытный воин, не сдержал чувств. Думал, у меня их больше нет… Но взирая на этого юного и бессмертного человека, прикованного цепью, ощутил восторг! Коего не испытывал даже после побед!.. И тогда мой разум озарило… Да человек ли это?! Последние двадцать лет его не кормят и дают только воду, но он живет и еще выполняет тяжелую работу!… Я не сдержался, август. Хозяин в тот же час узрел, что я хочу купить не раба, а чудо света. И назвал мне цену…

— Он что же, безумен или слеп? И не знал, кого держит на цепи?

— За несколько поколений атлант стал привычен. Как мы привыкаем к вечным деревьям, к горам. Рождаемся и умираем, а они стоят…

— Кто хозяин?

— Один грек, владелец небольшой каменоломни. Его имя ты никогда не слышал — Минор. Его знают зодчие и скульпторы. Они всегда изумлялись, как этому греку удается добывать огромные глыбы мрамора без единой трещины и изъяна…

— Сколько же он затребовал?

— Нищета лишает человека всякой разумности. Сейчас никто не покупает мрамор, поэтому грек хочет заработать на этом один раз и много. Он будет питаться травой, но подождет. У него товар бессмертный, как камень…

— Так сколько?

— В твоей казне, август, нет и половины того. А нужно выдавать жалованье легионам и еще заплатить за медь, потраченную на колосса. Хотя, колосса уже не существует…

— Поеду сам!

— Увидев тебя, август, этот Минор еще выше поднимет цену, ибо раб — его священный доминий.

Представление на пристани закончилось, так и не начавшись, караул развернулся и, соблюдая строевой порядок, направился улицей, подготовленной для проезда Артаванской Сокровищницы. Император уже готов был сказать, что коль скоро хозяин не платит налогов со своего доминия и ведет тяжбу с фискалами, то можно попросту реквизировать раба в пользу империи, но глядя на ушедшего ни с чем префекта города, с подступающей тошнотой и отвращением ощутил немощность власти, утратившей силу вместе с божественностью.

И от внезапного приступа собственной слабости закружилась голова, дрогнули колени.

— Тогда возьму силой, — проговорил он и бессильно опустился на мраморную скамью.

— В тот же час рухнет все, что мы еще называем империей, — вымолвил комит. — И ты вместе с ней, как колосс. Если не будешь похоронен под ее обломками, то тебя изрубят на части. В любом случае империя станет самой великой могилой, когда либо существовавшей на земле. Тебя не спасет даже магический кристалл, по слухам, способный дать его обладателю божественное начало…

— Скажи мне, что я должен сделать, Антоний?

— Прежде услышь меня, август.

— Я слышу!

— Этот бессмертный юноша… Он не человек. Он — бог варваров! Марий пленил их бога!

Уже не первый раз за последние дни в присутствии Юлия произносили это имя, которое вызывало не просто неудовольствие, что комит презрел негласное правило, восхваляя перед ним другого императора; одно упоминание о Марии сейчас привело его в бешенство.