С этой точки зрения уясняется учение препод. Макария Е.
о «сердце», как основном источнике и живом роднике всего – как доброго, так и дурного – в религиозно–нравственной жизни человека. По его словам, «сердце» (ἡ καρδία) является как бы «сосудом», где сосредоточены «все сокровищницы порока», но, с другой стороны, «там и Бог, там и ангелы, там жизнь и царство, там свет и апостолы, там сокровищницы благодати» [2691]. Вообще «сердце», являясь принадлежностью «умной сущности» (ἡ νοερὰ οὐσία), говоря метафорически, служит «мастерскою правды и неправды» (τὸ ἐργαστήριον τῆς δικαιοσύνης καὶ ἀδικίας) [2692]. Вот почему по мысли св. отца именно «сердце» является источником благодатного оживления всей природы человека. «Когда благодать овладеет пажитями сердца, то царствует над всеми членами и помыслами; ибо там „ум“ (ὁ νοῦς), и все помыслы души и её надежда. Поэтому благодать и проходит (чрез сердце) во все члены тела» (εἰς ὅλα τὰ μέλη τοῦ σώματος) [2693], во всю природу человека, «так как душа соплетена (с сердцем) и соединена» [2694]). В частности и в особенности, охарактеризованные выше основные аскетические добродетели – ревность и терпение – возникают, развиваются и усовершенствуются именно в зависимости главным образом от влияний сердца [2695], существенной особенностью которого является «теплота» [2696]. В общем итоге получается тот вывод, что центром подвижнического совершенствования, главным его условием служит нормальное положение «ума» (νοῦς, πνεῦμα) в его отношении собственно к «сердцу», их взаимное должное отношение. Это последнее определяется сущностью, с одной стороны, «ума», а с другой – «сердца». Если первый есть – по преимуществу – сила созерцательная [2697], а второе обнимает собою наиболее глубокие индивидуальные переживания, то их взаимные отношения естественно должны выражаться контролем – постоянным и неослабным – «разума» над «сердцем», так чтобы первый всегда проникал в сферу содержания второго, постоянно имел последнее в виду, сообщая ему должное направление [2698], т. е. предохраняя от «помыслов» дурных и направляя к «помыслам» добрым, поскольку «все благоугождение и служение зависит от помыслов» [2699]). Между тем, «помыслы» возникают внутри – из сердца (ἔνδοθεν ἐκ τῆς καρδίας) [2700]. Осуществление и сохранение охарактеризованного должного отношения «ума», т. е. его самосознания и самонаблюдения, ко всему ходу религиозно–нравственной жизни, имеющему свой источник в глубине человеческого сердца, – в аскетической письменности называется иногда «пребыванием в сердце» (ἐνδημία ἐν τῇ καρδία) [2701]. Сущность его состоит в том, что сознание и внимание заключаются в сердце [2702], держатся у сердца [2703][2704]. В этом именно смысле, т. е. в смысле характеристики нормального отношения «ума» к «сердцу», изъясняются в аскетической письменности предъявляемые словом Божиим христианину, обязательные для его преуспеяния в христианской жизни требования «внимания» [2705], «бодрственности» [2706] и «трезвения» [2707][2708]. Различные моменты, отдельные акты «пребывания в сердце» или «внутрь пребывания» [2709] в святоотеческой аскетической письменности обозначаются различными техническими терминами, взятыми большей частью из св. Писания, но получившими в ней специальное истолкование. Из этих терминов наиболее существенное значение имеют следующие: νῆψις [2710], ἐξυπνισμός [2711] (и синонимическ.), προσοχὴ [2712] и φυλακή [2713]. Представить более или менее точное и раздельное определение каждого из указанных терминов оказывается делом довольно затруднительным. И это собственно потому, что в аскетической письменности эти термины являются вообще очень мало разграниченными и фиксированными; большей частью они употребляются как синонимы с оттенками недостаточно характерными и рельефными. Особенно это приходится сказать относительно первых двух терминов, – «трезвения» и «бодрственности».