Св. Отец с одинаковым неодобрением и решительным порицанием относится как к первому, так и ко второму роду поведения. Если первое отношение к телу вполне безнравственно, так как решительно противоречит началу богоуподобления, то и второй образ поведения совершенно неправилен, и собственно потому, что центр тяжести самосознательной жизни христианина всецело переставляется в таком случае с духовной стороны на тело, так что, вследствие этого, оставляется без внимания или, по крайней мере, оказывается на втором плане та сторона человеческой личности, которая в ней бесспорно имеет наиболее существенное значение. А отсюда получается, что правильное развитие духовной стороны природы христианина становится невозможным. Следов., в таком случае люди впадают «в другой вид неумеренности
» (ἐπὶ τὰ ἕτερον εἶδος τῆς ἀμετρίας), который не только не благоприятствует достижению намеченной цели высшего христианского совершенствования, но такому достижению, наоборот, именно препятствует. Стремясь достигнуть названной цели особенною строгостью воздержания, человек именно «вследствие излишней строгости жизни» (διὰ τῆς ὑπερβαλλούσης ἀκριβείας) незаметно оказывается на стороне противоположной, по сравнению с преследуемой им целью. Обратив ум свой к наблюдению за телесными состояниями (πρὸς τὰ σωματικὰ παρατηρήματα), низводя свою душу в круг мелочных забот и попечений (εἰς ταπεινὰς φροντίδας καὶ ἀσχολίας), человек таким путем вовсе не приближается к цели созерцательного единения с Богом, а наоборот, от неё отдаляется. Сосредоточив исключительное, специальное внимание на телесных подвигах, христианин утрачивает. способность тяготеть к предметам возвышенным и божественным (ὑψηλῶν τε καὶ θειοτέρων). Погружаясь в заботу о том, чтобы удручать и сокрушать свою плоть, подвижник оказывается не в состоянии свободно (ἐν ἐλευθερίᾳ) возноситься умом и созерцать «горнее» (τὰ ἄνω βλέπειν).В результате получается, что излишняя строгость в удовлетворении телесных потребностей вредит целям высшего религиозно–нравственного совершенствования не менее, чем беспорядочное, не урегулированное разумом их удовлетворение, – только, конечно, это происходит «иным образом» (ἄλλῳ τρόπῳ). Таким образом, крайности в этом, как и во многих других случаях, оказываются равно неблагоприятными, а потому и одинаково нежелательными [2907]
. Отношения христианина к своему телу следует признать нормальными только в том случае, когда он избегает неумеренности, как в том, так и в другом отношении (ἑκατέρων ἐπιμετρίας), т. е. когда, с одной стороны, его ум (ὁ νοῦς) не подавлен утучнением плоти, но, с другой стороны, он и не унижен (ταπεινόν ποιεῖν) и не ослаблен (ἐξίτηλον) тем, что все его внимание обращено на телесные труды (περὶ τοὺς σωματικοὺς πόνους ἡσχολημένον). Только таким образом соблюдается мудрое правило, которое равно (ἐπίσης) запрещает уклонение (παρατροπή) как в правую, так и в левую сторону [2908]. Поэтому следует остерегаться и того, и другого одинаково вредного телу (ἐπίσης τὴν ἐφ’ ἑκάτερα τοῦ σώματος ἀχρηστίαν φυλάγεται), – т. е., с одной стороны, избегать того, чтобы излишним угождением ему (δι’ ὑπερβαλλούσης εὐπαθείας), не сделать его беспорядочным и необузданным; с другой же стороны, необходимо наблюдать за тем, чтобы, вследствие чрезмерного удручения (злострадания – κακοπαθείας), тело не оказалось болезненным, расстроенным, бессильным (νοσώδη καὶ λελυμένην καὶ ἄτονον) [2909].Св. отец решительно утверждает, что господство духа над плотью должно быть чуждым насильственности и крайнего напряжения. Подобно тому, как струна не может издавать хорошего, стройного звука ни в том случае, когда она слишком натянута, ни тогда, когда сверх меры ослаблена, так точно и душа лишена возможности развиваться нормально в религиозно–нравственном отношении не только тогда, когда она, давая свободу телу, всецело порабощается чувственным влечениям, но не менее и в том случае, когда её отношения к телу непомерно суровы [2910]
.