Аскетизм по православно-христианскому учению. Том Ι. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

«Правда Божия» является в сущности одним из свойств Божественной воли, определяя цель и способ её действий по отношению к людям. В этом же отношении «воля Божия есть спасение людей» (θέλημα Θεοῦ ἡ σωτηρία τῶν ἀνθρώπων) [958]. Воля Божия и хотения этой воли, как её проявления, служат отпечатком самого Божественного Существа, самой Божественной Природы. Но ни в чем природа Божественной жизни не выражается с такой определенностью, ясностью и полнотой, как в свойстве благости, «любви» [959]. Отсюда «Правда Божия» имеет ближайшее, непосредственное отношение к Божественной любви, – отношение настолько близкое, существенное, неразрывное, что «Правда Божия» называется у свв. Отцов «человеколюбием» (φιλανρωπία) 

[960]. Находясь в ближайшем, теснейшем отношении к Божественному свойству благости, «Правда Божия» определяет как бы условия и способы её воздействия на людей. «Правда Божия», таким образом, оказывается как бы истолкованием любви Божественной, определением способов и свойств её осуществления в действительной жизни тварного бытия, преимущественно же – в міре разумно свободных личностей, проявляясь преимущественно в применении всех возможных способов и средств для привлечения их к союзу с источником их истинного блаженства – Богом. Но при этом отношения Бога к человеку, как и всякие действия Божии вообще, должны быть совершенно согласны с внутренними требованиями Его бытия и жизни, не допуская ничего им противоречащего, с ними несогласного [961]. Равным образом и Божественная «благость» также обнаруживается и осуществляется не иначе, как в полном согласии с внутренними требованиями как её самой, так и других Божественных свойств. Как высочайшее благо, как бесконечная любовь, Бог желает сообщить свои совершенства, свои блага и свою жизнь и всем другим существам, в той степени и мере, в какой только они способны воспринять даруемое им блаженство. Отсюда «благость Божия» есть такое свойство Божественной воли, по которому Бог сообщает столько благ каждой твари, сколько она только может вместить по своей природе [962]

.

Но уже из этого определения ясно, что любовь содержит в себе правду, понимаемую прежде всего как совершеннейшую «справедливость», и при том содержит ее именно в качестве своего существенного, характеристического момента. Это и понятно, – ведь «справедливость в том и состоит, чтобы поставлять себя во всем в полное соответствие с лицом», с которым приходится вступать во взаимодействие, – со «всеми его свойствами, всеми его правами в данный момент отношений к нему (во всем, т. е. не только в действиях, но в мыслях и чувствах)» [963].

Таким образом, Правду Божию нельзя рассматривать, как свойство воли Божией, совершенно отдельное от любви; в сущности она – та же любовь [964], только проявляющая себя по отношению к каждому из разумно свободных существ не одинаковым, а различным образом, применительно к. индивидуальным особенностям тех личностей, на которых простирается её воздействие. Следовательно, «спасающая правда» это – именно благость, бесконечная любовь Божия, но рассматриваемая не сама в себе и по себе, а собственно в конкретных, индивидуальных условиях её действительного проявления, реального обнаружения, в бесконечно разнообразных способах её премудрого водительства людей ко спасению [965].

Если благодать (χάρις) означает то действие любви, которым Бог спасает человека, то понятие δικαιοσύνη Θεοῦ определяет природу, нравственное качество этого божественного действия. «Правда Божия потому и есть Правда истинная, что всем существам уделяет то, что каждому из них свойственно, соответственно достоинству каждого, и природу всякого из них сохраняет в его собственном строе и соответствующей силе» [966]

.

Таким образом, уже для осуществления целей божественной любви по отношению к человеку «Правда Божия» должна содержать в себе момент Божия «суда» над каждым человеком; «суд Божий» совершается «праведно» (δικαίως) [967], без всякого лицеприятия [968], проникая до самых глубоких, сокровенных пружин человеческой жизнедеятельности, до подлинных, действительных нравственно–психологических основ его поведения. Таким образом, теснейшая, неразрывная связь Божия «суда» с Божией «Правдой» заключает в себе идею справедливого отношения Бога к объекту Его судящей деятельности. Эта справедливость высшего нравственного порядка основывается всецело на Божественном всеведении, которое по отношению «в частности» к человеку бесконечно превосходит глубину и силу его самосознания и самопознания, неизмеримо превышает точность его собственного субъективного проникновения в свой индивидуальный внутренний мір, – вообще бесконечно превосходит правильность и безупречность результатов судящей деятельности его «совести» [969].