Аспазия

Улыбка продолжала играть на губах Аспазии, когда готовящиеся к посвящению были отведены во внутреннюю часть храма, где им сначала были показаны различные священные предметы – остатки древних времен, фигуральные изображения таинств элевсинской божественной службы, к которым они должны были прикоснуться и поцеловать.

С той же улыбкой следила Аспазия за подражательным представлением священных преданий, сопровождаемым в таинственном полумраке музыкой невидимого оркестра.

Затем вся толпа посвященных была проведена по ступеням вниз в подземный коридор. Вскоре они очутились в полном мраке, в котором только голос гиерофанта служил путеводителем в мрачном лабиринте.

Вдруг раздался глухой удар, от которого казалось затряслась земля; затем послышался глухой рев, стоны, шум воды и треск грома.

Толпа посвященных была испугана; холодный пот выступал на лбах, тогда как ужасы все увеличивались. Замелькал свет, похожий на молнию, вырывавшуюся из земли, цвет которой был то красный, то голубой, то белый и освещал образы порождений подземного мира – горгон с ужасными головами, страшных ехидн с львиными головами и змеиными хвостами, страшных гарпий с громадными крыльями, чудовищ с совиными головами и, наконец, ужасный образ Гекаты… Эти явления становились все ужаснее. Наконец появился освещенный бледным светом, Танатос – бог смерти, восседавший на мертвых костях, в черном одеянии, с опущенным факелом в руке и рядом с ним конь, на котором он мгновенно пролетал бесконечные пространства.

Вокруг него виднелись его верные союзники: Эврином – один из духов Гадеса, на обязанности которого лежало сдирать с трупов мясо до костей; он сидел на трупе, как ворон или коршун, и жадно запускал зубы в мясо. Далее виднелись и бледная Чума, и ужасный Голод, и фурия войны Энио и болезнь, грызущая сердце – Любовное Безумие, и Ате – глупость, ослепление, и демон слепых проступков. Аспазия еще улыбалась, но ее улыбка уже не была очаровательна, а лицо было смертельно бледно.

В то время, когда по знаку гиерофанта Дадух зажег свой факел о выходящее из земли бледное пламя, вдали раздался глухой шум, похожий на шум текущей воды и резкий, будто выходящий из тройной головы, собачий лай.

Когда готовящиеся к посвящению прошли длинный подземный путь, они увидели перед собой, как во сне, обширную, однообразную, мрачную долину, окруженную печальными потоками. В этой долине там и сям бродили тени умерших душ, похожие на образы сна или на дым – неуловимый образ человеческого тела, казавшийся легким паром, наполнявшим громадное пространство Эреба. Они были в полусознательном состоянии, как бы погруженные в полусон и пробуждаемые до полного сознания только питьем свежей жертвенной крови.

Ночные птицы мелькали в воздухе, но также похожие на тени и призраки; такие же призрачные рыбы беззвучно скользили в водах подземных потоков. Эти потоки, омывавшие Эреб, назывались: Ахерон – поток вечного горя; поток слез – Кокитос; огненный поток – Пирифлегетон и Стикс – с черной водой.

Сквозь этот мир теней двигались посвящаемые, предводительствуемые священным герольдом, как вдруг перед ними, с громким шумом, открылись громадные железные ворота; по железным ступеням вступили они в Тартар местопребывание душ, которым не было дозволено витать в безрадостном, но и беспечальном полусне в долине Асфоделя, а которые, напротив, были брошены мстительными Эриниями в глубокую пропасть Гадеса, вечно угрожаемые готовыми обрушиться скалами: вечно напрасно протягивая руки к ветвям, отягченным плодами, вечно мучаясь голодом, вечно напрасно втаскивая на гору сейчас же катящиеся обратно камни, напрасно стараясь зачерпнуть воду из полного ведра, мучимые жадными коршунами, клевавшими их внутренности, раздираемые змеевидными пальцами Эриний. Вот какова была участь тех, которых с ужасом увидали посвящаемые в печальной пропасти Гадеса.

Образы подземных мучений были многочисленны, но еще многочисленнее были образы вечных, напрасных стремлений…

Таким образом подвигались, между ужасами подземной глубины, между страхом смерти, призванные к посвящению.

Торжественно звучал среди этих ужасных явлений голос гиерофанта, все ужаснее становился подземный мрак, все громче стоны и крики грешников. Подземные потоки начали волноваться, все подземное царство казалось испускало один, раздирающий сердце, смертельный вздох. Но к этому вздоху присоединялись и голоса людей, так что всевозможные звуки слились в одно бесконечное, мучительное восклицание. Вдруг, среди мрака, засверкал чудный свет, осветивший прелестную долину, покрытую золотистыми цветами; раздались гармонические голоса. Это сверкал освещенный ярким блеском дворец Персефоны. На пороге дворца стоял с лирой в руке Орфей и с его губ срывались полные тайны слова. Из-за него выглядывал мальчик Демофон, весь в пламени, которым окружила его божественная нянька, Деметра, к ужасу его смертной матери.