Аспазия

Однажды Гиппоникос прислал ему прекрасно приготовленную рыбу на золотом блюде. Алкивиад оставил у себя блюдо и поблагодарил Гиппоникоса в следующих выражениях.

– Ты очень добр, что кроме золотого блюда прислал мне на нем вкусную рыбу.

Гиппоникос много смеялся и постоянно восхищался остроумием будущего мужа своей дочери.

Что касается самой юной Гиппареты, которой отец всегда указывал на Алкивиада, как на будущего ее супруга, то она уже втайне была влюблена в юношу, так как она несколько раз видела его на общественных празднествах.

Сам Алкивиад смеялся над скромными девушками, ему больше нравились умные гетеры, число которых все увеличивалось в Афинах. Особенным расположением юноши пользовалась Теодота, посвятившая его в тайны наслаждений любви.

Прошло уже десять лет с тех пор, как Алкаменес получил эту красавицу от богатого коринфянина в вознаграждение за сделанную им статую и в описываемое нами время Теодота была уже, может быть, далеко не самой цветущей из гетер, но без сомнения пользовалась наибольшей славой. Она была для Алкивиада центром круга всевозможных развлечений, но только центром, самый же круг простирался далеко.

Диопит довольно потирал себе руки и говорил:

– Теодота сумеет погубить опасного для нас воспитанника Перикла.

Но истинно здоровые сила и красота часто бывают неуязвимы: несмотря на все свои излишества, Алкивиад цвел, как роза, освеженная утренней росой. На щеках его играла краска, которую проповедники добродетели приписывают только добродетельнейшим, хотя в действительности наиболее добродетельные часто ходят с бледными щеками и тусклыми глазами, какие обыкновенно приписывают развратникам.

Сначала Теодота не выделяла юного Алкивиада из множества своих поклонников, но мало-помалу, в глубине ее души стали пробуждаться другие чувства.

Бедняжка! Насколько завидным казалось счастье быть любимой Алкивиадом, настолько же большим несчастьем было любить его!

Совершеннолетие юного Алкивиада наступило несколько дней спустя после возвращения Перикла и Аспазии из их путешествия в Элиду.

Хотя, получив в свое распоряжение отцовское наследство, Алкивиад перестал жить в доме Перикла, тем не менее привычка, склонность и то влияние, которое имела над ним Аспазия, как и над многими другими, часто влекли его к дому, в котором он вырос.

Не мешает заметить, что любимец Харит считал своим долгом говорить все еще по-прежнему прекрасной супруге Перикла те любезности, которым он научился в школе Теодоты, но прекрасная милезианка была, хотя и еще достаточно молода, чтобы не обращать внимания на эти любезности, но и слишком благоразумна, чтобы быть ими особенно польщенной и, наконец, слишком горда, чтобы настолько увлечься красотой юноши, чтобы позволить ему причислить себя к его победам. Она знала, что ни одна женщина, даже она сама, не сумеет приручить этого сокола, но для нее была приятна мысль отомстить ему за весь свой пол и наказать его за то легкомыслие, последствий которого она не испытывала относительно самой себя.

Она принимала любезности Алкивиада, хотя не с материнской нежностью, но с материнской серьезностью, что сердило привыкшего к победам обольстителя. Он втайне был раздражен, но его восхищение милезианкой нисколько не уменьшилось от этого, а напротив увеличивалось. Он чувствовал постоянное влечение к Аспазии и навязывал ей роль доверенной, искать которой она была далека от мысли. Однажды, в Афинах распространилось известие о новой проделке Алкивиада, которая обратила на себя более внимания, чем какая-либо из прежних. Говорили, что он похитил в Мегаре одну девушку, которую спрятал в Афинах как пленницу, и что вследствие этого раздражение мегарцев против афинян не знает границ. Многие уже говорили об общественных недоразумениях, которые будут последствием этой шутки афинского юноши.

Когда Алкивиада стали расспрашивать, он не отрицал события и подробно рассказал все приключение своей приятельнице Аспазии.

– На днях, – говорил он, – я решил с моими приятелями, Каллиасом и Демосом, устроить маленькую морскую прогулку. У нас уже давно есть красиво разукрашенная, довольно большая лодка, построенная на общий счет, которую мы часто употребляем для рыбной ловли.

Мы сели в эту лодку, взяв с собой трех молоденьких иониек, которые, кроме красоты славятся еще своими познаниями в музыке и пении, затем двух охотничьих собак и сети, так как мы имели намерение ехать вдоль берега, приставать там и сям, выходить на землю и охотиться.

Мы переехали через Саламинский пролив. «Вакханка» – так называется наша лодка – весело прыгала по волнам. Ее нос, представляющий позолоченную голову пантеры, на которой едет вакханка, сверкал на солнце; мачта была увита плющом и цветами, внутренность лодки покрыта коврами и мягкими подушками. Мы болтали, шутили и пели. Из трех красавиц, одна играла на флейте, другая на цитре, третья на цимбалах, так что далеко по морю разносились музыка, пение и веселый говор и мы должны были бить веслами любопытных дельфинов, если не желали, чтобы они опрокинули нашу лодку.