Пока Эцио разглядывал двор, хлопнул выстрел. Пуля пролетела возле самого уха, заставив ассасина отпрянуть. Аудиторе не знал, сколько пистолетов у Валуа. Если всего один, на перезарядку генералу понадобится секунд десять. Эцио жалел, что арбалет остался за стенами лагеря. С собой у него были отравленные дротики, однако метать их с такого расстояния он не решался, боясь ненароком задеть Пантасилею.
– Не смей приближаться! – крикнул ему снизу французский генерал. – Один твой шаг, и я ее убью.
Эцио завис над кромкой, которая ограничивала его угол обзора. Он не видел ни Октавиана, ни Пантасилеи, однако в голосе генерала чувствовалась паника.
– Кто ты такой? – спросил Валуа. – Кто тебя послал? Родриго? Можешь ему передать, что это был план Чезаре.
– А ты мне расскажи все, что знаешь, если хочешь живым добраться до своей Бургундии.
– Если расскажу, ты меня отпустишь?
– Там видно будет. Женщина не должна пострадать. И выйди, чтобы я тебя видел, – приказал Эцио.
Валуа боязливо вышел из-за колоннады, окаймлявшей двор, и встал возле чаши фонтана. Руки Пантасилеи оставались связанными за спиной. На шее у нее было что-то вроде кожаного недоуздка, к которому крепилась вожжа. Другой конец генерал держал в руках. Чувствовалось, женщина недавно плакала. Сейчас она стояла молча, стараясь держать голову высоко. Взгляды, которые Пантасилея бросала на своего мучителя, были настолько испепеляющими, что если бы их превратить в оружие, они бы затмили весь арсенал, изготовленный Леонардо.
Кроме генерала и Пантасилеи, в доме наверняка были другие люди. Сколько их и где они прячутся? Впрочем, испуганный тон Октавиана подсказывал Эцио, что генерал исчерпал все возможности и оказался загнанным в угол.
– Чезаре подкупал кардиналов, переманивая их на свою сторону. Убеждал их не подчиняться папе. После того, как Чезаре распространит власть Рима на всю Италию, я должен буду двинуть свои войска на столицу и захватить Ватикан вместе со всеми, кто противился власти капитана-генерала.
Валуа размахивал рукой с зажатым пистолетом. Еще два были у него за поясом.
– Замысел принадлежал не мне, – продолжал генерал. – Я выше интриг и махинаций.
В его голосе послышались знакомые тщеславные нотки. «Не слишком ли много свободы я ему даю?» – подумал Эцио и с проворством пантеры спрыгнул вниз.
– Не шевелись! – закричал Валуа. – Иначе я…
– Если с ее головы упадет хоть волосок, мои лучники, занявшие крышу, осыплют тебя таким градом стрел, какой не снился святому Себастьяну, – прошипел Эцио. – А теперь скажи, благородная душа, какая тебе во всем этом выгода?
– Я из дома Валуа. Чезаре отдаст мне Италию. Я буду королем, ибо это мое прирожденное право.
Эцио едва сдерживал смех. Бартоломео был прав. У этого хлыща-генерала и впрямь куриные мозги! Но Пантасилея по-прежнему находилась в его власти, а значит, с ним нужно держать ухо востро.
– Я тебя выслушал. Теперь отпусти женщину.
– Сначала выпусти меня. Тогда я ее отпущу.
– Нет.
– Король Людовик прислушивается к моим словам. Скажи, чего бы ты хотел во Франции, и ты это получишь. Может, поместье? Или титул?
– У меня уже есть и то и другое. Здесь. А вот ты никогда не будешь править Италией.
– Борджиа пытаются опрокинуть естественный порядок вещей, – заныл Валуа, сменив тактику. – Я намерен все вернуть на круги своя. Править страной должна королевская кровь, а не грязная жижа, что течет в жилах этого семейства. – Он помолчал. – Я знаю: ты не такой варвар, как они.
– Пока я жив, ни ты, ни Чезаре, ни Родриго не будете править Италией. И пока я жив, моей родиной будет управлять только тот, кто стремится к миру и справедливости, – сказал Эцио, медленно двигаясь вперед.
Казалось, страх пригвоздил французского генерала к месту. Рука, державшая пистолет у виска Пантасилеи, дрожала. Валуа не пытался отступать. Судя по всему, в доме они были одни. Возможно, еще несколько слуг. Но тем хватило ума спрятаться. Снаружи доносились громкие размеренные звуки. Похоже, Бартоломео и его кондотьеры, расправившись с французами, пытались тараном пробить дверь.
– Пожалуйста… – дрожащим голосом произнес генерал, утратив весь свой недавний лоск. – Я ведь ее убью.
Он задрал голову, пытаясь увидеть воображаемых лучников, даже не подумав о том, что луки давно уже уступили место более современному оружию. Хотя сменить стрелу можно было быстрее, чем перезарядить мушкет.
Эцио сделал еще один шаг.
– Я дам тебе все, что хочешь. Здесь есть деньги. Много денег. Ими я плачу жалованье солдатам, но ты можешь их взять. И я… я… сделаю все, что тебе надо.
Теперь генерал умолял. Он превратился в настолько жалкое существо, что Эцио едва сдерживал презрение. Неужели этот человек всерьез видел себя королем Италии?
Ассасин даже сомневался, стоит ли его убивать.
Эцио подошел вплотную. Их глаза встретились. Вначале ассасин медленно забрал из онемевших пальцев генерала пистолет, потом и вожжу. С губ Пантасилеи сорвался возглас облегчения. Она заковыляла в сторону и, отойдя на достаточное расстояние, остановилась, испуганно наблюдая за развязкой.