Assassin's Creed. Одиссея

– Это Фидий – главный афинский скульптор и архитектор. Он создал статую Афины и занимается постройкой храма. Но и он не чувствует себя в безопасности и надеется стать следующим кандидатом на изгнание из города.

– А от кого он бежит? – осторожно спросила Кассандра.

Озорной огонек в глазах Сократа померк.

– Сложно сказать наверняка. Афины, Кассандра, – настоящая змеиная яма.

Сократ заметил, как вытянулось лицо его собеседницы, а в ее глазах появилась настороженность. Он протянул руку, сжав плечо Кассандры:

– Но в Афинах также много хороших людей, особенно в стенах этого андрона. Посмотри вокруг, и среди пьяных ты увидишь лучшие умы Афин. Вот там стоит Фукидид: прекрасный воин и еще более прекрасный полководец… хотя он завидует Геродоту и мечтает когда-нибудь тоже заняться написанием исторических хроник.

Сократ указал на молодого, но уже лысеющего человека с суровым лицом. Судя по шрамам на лицах и руках, его собеседники тоже были людьми военными. Затем Сократ махнул в сторону троих гостей, поглощенных жарким спором.

– А это Еврипид и Софокл – парочка старых влюбленных козлов. Мастера трагедий. Третьего зовут Аристофан. Он любит всунуть смешные моменты в их трагические пьесы и был бы не прочь всунуть еще кое-что в Еврипида. Готов побиться об заклад.

К Сократу подошел человек со страдальческим лицом. Лысую макушку окружали остатки темных волос.

– Налей ему вина и иди дальше, – посоветовал Кассандре незнакомец, отрешенно махнув рукой. – В противном случае этот неистовый пустозвон замучает тебя своими парадоксами. Нам он денно и нощно твердит, что мы слепы, раз не в состоянии чего-то там увидеть!

– А вот и Фрасимах, с которым мы давно соревнуемся в остроте ума, – совершенно иным тоном произнес Сократ.

Фрасимах остановился, вперившись глазами в Сократа. Кулаки его были сжаты, а губы двигались, будто хотели сказать: «Я выше этого».

– Если ищешь мудрость, поговори с кем-нибудь другим, – наконец посоветовал он Кассандре.

– Поддерживаю, – согласился Сократ. – Здесь много блистательных умов. Софокл мудр, Еврипид еще мудрее…

– Но Сократ – мудрее всех! – пробасил какой-то изрядно пьяный гость, подслушавший их разговор.

Лицо Фрасимаха исказила гримаса. Глаза метали раскаленные кинжалы в ничего не подозревающего пьяницу.

– Не горячись, Фрасимах. Быть может, ты теперь из нас самый умный? Ты наконец прояснил для себя вопрос справедливости?

Фрасимах хотел было удалиться, но остановился, едва заметно вздрогнул и повернулся к Сократу. Вид у него был как у форели, попавшейся на крючок.

– Опять ты об этом? – прошипел несчастный.

Кассандра отпила еще немного вина из своей чаши, пряча за ней усмешку.

– Мы тут обсуждали природу правителей и воплощение справедливости, – объяснил Кассандре Сократ. – Где еще вести такие дебаты, как не в доме Перикла? Лучшего места не сыщешь. Я задал моему другу вопрос, который повторяю снова: готов ли ты согласиться, что правление является своего рода искусством?

– Да, это искусство, как и все, чем занимается человек, – насмешливо фыркнул Фрасимах. – Здесь нет предмета для спора.

– Прекрасно. – Сократ выдержал паузу, достаточную, чтобы Фрасимах утратил бдительность. – Однако медицина улучшает состояние больного, но никак не врача. Плотницкое ремесло делает крепче строение, но не строителя. Следовательно, можно ли утверждать, что искусство правления улучшает положение тех, кто подвластен правителю, а не его самого?

Фрасимах возбужденно посмотрел на Сократа:

– Что?.. Нет! Неужели все мои слова ты пропустил мимо ушей?

Бурлящий гнев Фрасимаха Сократ встретил легкой примирительной улыбкой.

Кассандра сделала еще один глоток.

– Справедливость хороша лишь в том случае, если она служит свободе, – заявила Кассандра, удивляясь своей смелости.

Возможно, это говорило в ней выпитое вино.

– Но разве справедливость не является сводом правил, которому все мы должны подчиняться? – спросил Сократ, адресуя вопрос обоим. – Разве она не противоположна свободе, что явствует из ее определения?

Фрасимах ответил первым:

– Нет, поскольку в мире, не имеющем правил, воцарилась бы анархия, и только самые сильные были бы свободны.

– Но можем ли мы утверждать, что тот мир отличается от мира, в котором мы живем?

– Разумеется, нет! – взбеленился Фрасимах.

– Погоди… что ты пытаешься сказать? – спросила Кассандра.

Слова Сократа изрядно затуманили ей разум, и теперь она хорошо понимала отчаяние Фрасимаха.

– Я никогда не пытаюсь что-либо сказать… – начал Сократ.

– Это правда, – раздраженно согласился Фрасимах.

– …я лишь развиваю ваши идеи, – докончил фразу Сократ.

Фрасимах запустил пальцы в остатки волос, выругался вполголоса, затем повернулся и ушел.

Сократ залился смехом, как мальчишка.

– Прошу меня простить. Никак мне не удержаться, чтобы его не подразнить. Вместо вопросов он ищет ответы.

– Мне тоже нужны ответы, – твердо заявила Кассандра. – Я ищу женщину, бежавшую из Спарты.

Рядом с ними на стене висело полированное бронзовое зеркало. Сократ посмотрел в него, приглашая Кассандру сделать то же самое. Молодая женщина посмотрела на собственное отражение.