Ассистентка антиквара и город механических диковин

Вот именно, голос… Внезапно ее осенило. Молинаро неспроста так уверен, что окажется победителем в своей игре! Вон как спокойно он принял ее отказ. Уверяет, что лучше знает, чего она хочет. Смотрит насмешливо, словно не сомневается в ее решении. Так и ест глазами. Плетет сеть, одурманивает…

И тогда Аннет изо всех сил толкнула его в грудь. Максимилиан отшатнулся и выпрямился, сжав кулаки. На его лице застыло удивление.

— Что ты делаешь? — спросила Аннет свистящим от гнева шепотом. — Я поняла. Ты эмпат. Ты играешь с моим подсознанием, верно? Ты вытащил наружу мои инстинкты и заставляешь чувствовать то, что я не хочу. О, как это низко!

Он молчал, и это подтвердило ее подозрения.

— Ты не тигр, Максимилиан Молинаро. Ты людоед и свинья, — сказала она, топнула ногой и чуть не расплакалась. — За такие шутки лишают лицензии сенситива. Я пожалуюсь на тебя. Не смей ко мне прикасаться.

Он был раздосадован и сердит, хотя и пытался это скрыть. Однако гнев легко читался в плотно сжатых губах и складке между бровей.

Тяжелое молчание длилось бесконечно. И когда он наконец заговорил, воздух звенел от напряжения.

— Не говори ерунды, — сказал он очень ровным голосом. — Ничего подобного я не делал. Ты что, совсем маленькая девочка, и ничего не понимаешь? Выкидываешь такие номера, что я начинаю сомневаться в твоем или своем рассудке. Слушай, ты же взрослая женщина. Ты жила с этим, как его… твоим подающим надежды гончаром, или декоратором, или как там его… Ванесса рассказывала…

— Ты расспрашивал обо мне Ванессу? — Аннет накручивала себя все сильнее.

— Да, — ответил он твердо. Он уже вернул самообладание, и теперь в его тоне появилось холодное разочарование. — Расспрашивал. Ты меня заинтересовала, я хотел знать, нет ли у тебя постоянного покровителя, или возлюбленного, или жениха. И ведь поначалу ты показалась мне такой… другой. Бесшабашной, отчаянной, любознательной. Совсем не похожей на Эдиту. Но теперь вижу, что ошибся. Моя вина.

— Кто это — Эдита? И почему я должна не быть на нее похожей? — бросила Аннет язвительно.

— Моя бывшая жена.

Признание больно хлестнуло по нервам.

— Та самая, которая сбежала от тебя, потому что ты напропалую изменял ей с такими, как я? И приживал детей на стороне?

Максимилиан ничего не ответил, только скрипнул зубами.

После затянувшейся паузы он, наконец, произнес:

— Думаю, потом тебе будет стыдно за то, что ты наговорила.

Аннет набрала воздуха, чтобы отпустить очередную колкость, но он ее перебил:

— Хорошо. Прости. Мне очень жаль. Ты не хочешь иметь со мной дела. Дала это понять яснее ясного. В прошлый раз ты меня ударила, теперь обвинила черт-знает-в-чем и обозвала свиньей. Даже такое животное, как я, поймет, что шансов у него нет. На этом все. Больше я границы не нарушу. Клянусь, и пальцем тебя не трону. Буду относиться так, как ты всегда этого хотела — как к мужчине, деловому партнеру, служащему. Скоро мы вернемся в столицу, и ты меня больше не увидишь. Потерпи пару дней.

Аннет отвернулась и скорым шагом пошла к выходу. Слушать его она не хотела. Он нагнал ее и холодно приказал:

— Не спеши.

В полном молчании они прошли мимо пыльных задников и блестящих от смазки механизмов, миновали тускло освещенный коридор и подошли к двери в вестибюль. У Аннет на душе было так плохо, что хотелось умереть. Она чувствовала себя униженной, обиженной, но в то же время обидчицей. Она поступила правильно, но совесть то и дело укоряла ее за те слова, что она бросила Максимилиану в лицо, и за ее собственную глупость.

Она непроизвольно захлюпала носом, остановилась и принялась шарить в нагрудном карманчике платья в поисках платка. Платка не оказалось, вместо этого пальцы нащупали твердый кругляшок.

— Возьмите, — Аннет протянула его Максимилиану. — Это брелок Жакемара. Простите, забыла вернуть вам раньше.

Он взял его и положил в карман. На лице не дрогнул ни один мускул.

— Думаю, тебе стоит привести себя в порядок прежде чем мы выйдем, — он кивнул на ее рукав.

Закусив губу, Аннет сердито сражалась с пуговицами, а он молча ждал. Она не могла справиться целую вечность, а когда закончила, Максимилиан тихо сказал:

— И на вороте платья. Ты не заметила, что я…, — он осекся. Покраснев до слез, она быстро застегнула последние пуговицы, и они вышли в вестибюль.

Глава 13 Пильщик