Астрид Линдгрен. Лучшие сказки

А он сидел возле норы, где жила ее лисья семья. И Рони разозлилась еще больше — ведь это были ее лисицы. Она наблюдала за ними с весны, когда малыши появились на свет. Теперь лисята подросли, но все еще возились, как маленькие. Они прыгали, покусывали друг друга и катались по земле перед входом в нору, а Бирк сидел и глядел на них. И хотя он сидел к ней спиной, он каким-то таинственным образом почувствовал, что она стоит за ним, и крикнул, не оборачиваясь:

— Что тебе нужно, дочь разбойника?

— Мне нужно, — ответила Рони, — чтобы ты оставил в покое моих лисят и ушел из моего леса.

Бирк встал и подошел к ней.

— Твои лисята!.. Твой лес!.. Лисята принадлежат самим себе и никому больше, понятно? И живут они в лисьем лесу, а вовсе не в твоем. А еще это и волчий лес, и медвежий, и лосиный, и диких коней. И филинов, и конюков, и горлиц, и ястребов, и кукушек. И лес гусениц, пауков, муравьев…

— Я знаю все зверье, которое живет тут, в лесу, — сказала Рони. — Нечего тебе здесь болтаться и учить меня.

— Значит, ты знаешь, что лес этот принадлежит и серым гномам, и злобным друдам, и лешим, и троллям…

— Вот что: либо расскажи что-нибудь поновей, чего я не знаю лучше, чем ты, либо прикуси свой болтливый язык…

— А еще, это и мой лес!.. И твой тоже, дочь разбойника. Да, и твой тоже. Но если ты считаешь его только своим, то ты куда глупее, чем мне сперва показалось.

Он взглянул на нее, и его светлые, голубые глаза даже потемнели от неприязни к ней. Сейчас он ее ненавидел, это было ясно, и она обрадовалась этому. Пусть думает о ней, что хочет, а она вернется домой, только чтобы больше не видеть его.

— Я готова делить лес с лисицами, с кукушками, с пауками, с кем угодно, но только не с тобой! — крикнула она и побежала.

И тут она заметила, что между деревьями пополз туман. Плотными серыми хлопьями поднимался он от земли и окутывал все вокруг. Вмиг исчезло солнце и погас золотой блеск воды. Не видно было ни тропинки, ни валунов. Но Рони не испугалась. Даже в самый густой туман она сумеет найти дорогу в замок Маттиса и окажется дома прежде, чем Ловиса запоет Волчью песню. Ну а что будет с Бирком? В лесу Борки он, конечно же, знает все дороги и тропинки, но в лесу Маттиса он может и заблудиться. Что ж, тогда ему лучше всего остаться у лис, думала она, пока не наступит новый день и туман не рассеется. Вдруг она услышала его голос:

— Рони!

Гляди-ка! Вспомнил, как ее зовут, а то все звал ее «дочь разбойника».

А он снова крикнул:

— Рони!

— Ну, чего, — крикнула она в ответ. Но он уже догнал ее.

— Мне почему-то страшно от этого тумана, — сказал он.

— Понятно, ты боишься, что не найдешь дорогу в свое воровское гнездо. Тогда тебе придется ночевать с лисами в их норе. Ведь ты все хочешь со всеми делить.

Бирк рассмеялся:

— Ну, ты и кремень, дочь разбойника! Тебе легче найти дорогу в замок Маттиса, чем мне. Можно, я буду держаться за край твоей куртки, пока мы не выйдем из лесу?

— Еще чего захотел! Конечно, нет, — ответила Рони, но размотала кожаный ремешок, который уже однажды спас его от смерти, и протянула ему конец.

— Только, чур, близко ко мне не подходи. Ясно?

— Ясно, злыдня.

И они отправились в путь. Туман обступил их со всех сторон, они шли молча, на расстоянии натянутого ремня друг от друга, как велела Рони. Главное было не потерять тропинку — один неверный шаг, и собьешься с пути, — это Рони знала, но она все равно не боялась.

Руками и ногами определяла она, где тропа, — камни, стволы деревьев и кусты служили ей дорожными знаками. Шла она медленно, но все равно успеет добраться до замка прежде, чем Ловиса запоет Волчью песню. А вообще-то, чего бояться?

И все же более странного леса она никогда не видела. Казалось, вся жизнь тут замерла, как-то угасла, и Рони вдруг стало не по себе. Неужели это ее лес, который она знает как свои пять пальцев и так любит? Почему сегодня тут так тихо и так страшно? Что скрыто за всеми этими завесами тумана? Она чувствовала, что там таится что-то неведомое и опасное, но не понимала, что именно, и это пугало ее.

«Скоро я приду домой, — думала она, чтобы себя успокоить. — Скоро я лягу в постель и буду слушать, как поет Ловиса Волчью песню».

Но мысль эта почему-то не успокаивала Рони. Страх все больше охватывал ее, и в конце концов ей стало так жутко, как еще никогда в жизни. Ей хотелось окликнуть Бирка, но она смогла издать лишь тихий, еле слышный писк, такой жалобный, что у нее даже сердце ёкнуло.

«Уж не схожу ли я с ума, — подумала она, — неужели мне пришел конец?»

И тут из глухой глубины тумана раздались негромкие, нежные звуки. Постепенно они слились в песню, и песня эта была прекрасной. Никогда еще Рони не слышала ничего похожего на это пение. Волшебное пение, и лес разом наполнился чарующей мелодией! Ее страхи тут же развеялись, она успокоилась, остановилась и замерла, поддавшись очарованию минуты. Многоголосый хор, казалось, манил ее. Да, она чувствовала, что неведомые певцы зовут ее к себе, требуют, чтобы она сошла с тропинки и побежала к ним сквозь туман.