Асы немецкой авиации

Кажется, сегодня майор фон Бонин нашел решение. Он отправил меня назад в Рогань, на этот раз с приказом открыть нечто вроде летной школы для семи наших новых пилотов. Этих семерых новичков он отдал мне прямо тут же. Но перед этим я должен был пообещать ему, что ни при каких обстоятельствах не ввяжусь в воздушный бой. По пути под черной тучей мы заметили несколько Ju-88, которые, вероятно, должны были бомбить мост. Но из тучи выскочили русские истребители, которые собирались заняться бомбардировщиками. Я чуть не схватился за голову. С одной стороны, я дал обещание командиру, с другой – мои товарищи оказались в опасности. Мои мальчишки вмешались, и мы открыли неприцельную стрельбу, чтобы отпугнуть противника разноцветными трассами. Но тогда я увидел, что один русский заходит в хвост моему подопечному. Пройдет всего пара секунд, и он полетит вниз. В следующее мгновение я догнал вражескую машину. Она немедленно упала. Остальные русские тут же исчезли. В Рогани новички пообещали помочь мне разобраться с командиром. Они сделали это. Так что сегодня в 16.28 я одержал 108-ю победу.

Завтра я должен лететь в Ставку фюрера, чтобы лично получить Дубовые Листья и Мечи».

Пришел Зюсс. Он обшарил все углы, похоже, в поисках какой-нибудь выпивки. Ничего не нашел. С мрачным выражением лица он шлепнулся на стул и задумался. Потом сказал:

«Если Адольф спросит тебя о русских, скажи ему, что ты их всех уже победил».

150 побед

Солнце медленно поднялось над горизонтом. Пилоты вылезли из своих палаток с помятыми, небритыми лицами, в теннисных туфлях, одетые лишь в трусы и майки. Граммофонная игла где-то со скрипом поползла по пластинке, и зазвучала песня «Карая из Малайи», которая дала эмблему эскадрилье 9./JG 52.

Эрнст Зюсс скривился и посмотрел на командный пункт. Там еще не до конца убрали бардак, последствия одной из мальчишеских шуток, скрашивавших тяжелую повседневную жизнь. Некоторое время назад он притащил на аэродром верблюда прямо к жилищу «Старика». Скотина засунула свою задницу внутрь и хорошо испортила воздух.

Громоподобный звук разбудил крепко спавших Графа и Генриха Фюлльграбе. Взбесившийся Фюлльграбе избил верблюда первой подвернувшейся палкой. В результате перепуганный верблюд пустился галопом и разгромил командный пункт. Но самым восхитительным в этой истории были глупые лица писарей, высунувшиеся из-под упавшей палатки.

На севере группа пикировщиков, ревя моторами, пролетела к Дону. Над ними промелькнул одиночный разведчик. На большой высоте сверкнула крыльями на солнце эскадрилья бомбардировщиков Ju-88.

Появился Фюлльграбе, одетый не лучше остальных. Все так привыкли к этому, что даже не стали вспоминать затертый лозунг: «Мыться и бриться только после победы».

Они молча пошли к самолету «Желтый-1», рядом с которым развлекался Граф. Рядом с ним крутились две его охотничьи собаки. К компании присоединился Аргус, его давний приятель. Вместе с ним была русская собака той же породы, получившая кличку Роланд II. Аргус прекрасно сошелся с ней, несмотря на различные национальности. Так как по ночам было холодно, они согревали ноги хозяина в дополнение к привычно намотанным газетам.

На киле машины Графа были нарисованы 149 «абшюсс-балок». Вчера во время одиночного полета над Сталинградом он добавил к своему счету еще три победы.

Он повернулся в сторону подошедших товарищей, посмотрел на Гриславского, который только что появился позади самолета, и объявил, что вскоре они взлетают.

Две истребителя Ме-109 промчались над летной полосой, шумно газуя. Они постепенно забирали выше и выше в безоблачное небо. Излучина Дона промелькнула под ними, и с этого момента они больше не нуждались в карте.

Черное облако дыма поднималось над промышленным районами Сталинграда на высоту почти три километра. Похоже, пикировщики подожгли большое бензохранилище. Колышущийся столб дыма стал ближе. Через несколько минут перед ними открылась фантастически прекрасная картина – струи горящего бензина плыли по воде вдоль берега Волги.

В шлемофоне заскрипели голоса. Южнее завода «Красные баррикады» напротив острова посреди реки начались обычные утренние переговоры с армейскими радиостанциями. Они трепались друг с другом, прикрываясь кодовыми позывными. Судя по переполоху, поднявшемуся у врага, русские знали о последних успехах обер-лейтенанта Графа не хуже штабных писарей эскадрильи. В течение нескольких минут шла болтовня между небом и землей. «Ястреб-8 Карае-1. Будет сегодня 150 сбитых?»

Короткий ответ, несколько простых шуток, затем другой знакомый голос перебил разговор. Это, несомненно, был немец, однако он работал с русской рации. Он затянул старую песню:

«Карая, откажись от бессмысленной борьбы…»

Любимое приветствие Гетца фон Берлихенгена на этот раз не прозвучало[1], хотя немцы не раз слышали его от русских.

Через несколько секунд прозвучал спешный вызов офицера наведения, и появились четыре советских истребителя. Шлемофоны умолкли. Похоже, даже советские пропагандисты ждали, что сейчас произойдет.