Дела у меня шли хорошо, и я уже одержал более 30 побед, когда был сбит и едва не погиб. Это произошло 28 ноября 1941 года. Я летел между Таганрогом и Ростовом. В это время было очень холодно, температура опустилась до минус 40 градусов. Я со своим ведомым вылетел на свободную охоту во второй половине дня, и мы столкнулись с русскими истребителями И-16. В это время на земле шли упорные бои. Уже начало темнеть, когда я после схватки с русским сбил его, он загорелся и упал на землю. Но меня вдруг что-то на мгновение ослепило. Я был дурак и не обратил на это внимания, так как следил, как падает сбитый самолет. Но в этот момент ко мне сзади подкрался другой русский, и его очередь заклинила мой мотор. Я находился над русской территорией, поэтому понятно, что я сразу повернул назад, чтобы достичь немецких позиций. Сплошной линии фронта не было, однако я видел немецкие танки.
Чтобы не попасть в плен, я полетел на запад и решил садиться на брюхо. Однако в последний момент я увидел, что едва не влетел в небольшую лощину, протянувшуюся прямо поперек направления моего полета. Я коснулся земли на слишком большой скорости. Закрылки не слушались, поэтому я никак не мог снизить скорость. Истребитель после удара подбросило в воздух. Я ударился головой о приборную доску и прицел, перескочил лощину и снова толкнул ручку управления вперед. Самолет шлепнулся на землю по ту сторону лощины. Последнее, что я запомнил – высокую стену, несущуюся навстречу, я врезался в нее с ужасным грохотом. Окончание истории рассказал мой ведомый, который кружил надо мной и следил за происходящим.
Когда все стихло, выяснилось, что крылья истребителя оторвало, мотор отлетел в сторону, но, слава богу, самолет не загорелся. Я валялся среди обломков, но неподалеку оказался немецкий танк. Танкисты подбежали и вытащили меня из кабины. Я был без сознания и ничего не ощущал. Обо всем этом я узнал много позднее. Уже ночью меня доставили в полусгоревшую школу в Таганроге. Там был устроен перевязочный пункт, но не госпиталь. Во всяком случае, с таким тяжелым случаем, как мой, там ничего не могли сделать.
В результате я оказался на растяжке, а через неделю меня отправились на санитарном поезде через Румынию и Карпаты. После восьми дней путешествия ночью мы прибыли в Вену. Примчались доктора, которые обстукали и обнюхали мою грудь, чтобы выяснить, что со мной произошло. Мне повезло, после рентгена моей спины меня отправили к невропатологу, который заявил: «Летчик? Забудь об этом!» Моя спина оказалась сломана в трех местах, и врачи отправили меня домой. Там я встретил Герту. Она была врачом, работала там ортопедом. Я пробыл там до самого Рождества.
Меня положили в госпиталь, и Герта в качестве врача наблюдала за мной. Во время падения я сломал восьмой и девятый грудные позвонки и пятый поясничный. Долгое время у меня была парализована правая часть тела и правая нога. Я выбыл из войны на девять месяцев. Три месяца я провел в гипсе, а потом учился ходить заново. Процедуры отнимали почти все мое время. Как обычно, лечащий врач и и комиссия заявили, что о полетах не может быть и речи. Ну и что мне оставалось делать?
Герта знала о моем желании летать. Она проводила со мной много времени, массируя ноги и мышцы, чтобы они не ослабли. Постепенно мы поняли, что любим друг друга, и я предложил ей выйти за меня, прежде чем я выпишусь для возвращения в часть. Во время лечения выяснилось, что один из моих друзей командует летной школой. Он помог мне снова научиться летать на старом биплане после того, как я почти закончил курс терапии. Это помогло мне восстановить навыки и снова обрести уверенность. Меня перевели в армейский госпиталь, не госпиталь люфтваффе, поэтому я удивлялся тамошним правилам. Выяснилось, что требования не такие строгие. Врачи не знали требований люфтваффе, чем я и воспользовался. Лечащий доктор и Герта написали, что я пригоден к дальнейшей службе. Это не означало, что я могу летать, но я выздоровел. Этого было достаточно.
Когда я прибыл в JG-52 в Таганрог, мне устроили торжественный прием. Хотя это не был мой день рождения, вечеринку устроили славную. Точно так же праздновали возвращение каждого пилота, который мог разбиться, но все-таки уцелел. Он как бы переживал второе рождение. К концу сентября у меня были уже 60 побед. Я действительно вернулся.