Асыл

Стояла осенняя непогодь. Слякоть, снег. Густой туман висел над рекой, и брода уже не было видно. Возвращаться за Кекжалом хозяин не стал и поехал дальше. Ночь прошла для собаки тревожно, хозяин не возвращался. Над брошенной заимкой гулял холодный ветер, он нёс с собой хлопья снега, шелестел в сером камыше, которым был закрыт пригон, и Кекжал заскулил. Он попытался лапами снять верёвку, но узел был завязан крепко. Присмирев, Кекжал до вечера пролежал спокойно. В сумерках он вновь вскочил на ноги и начал яростно грызть верёвку. С обрывком на шее пёс кинулся к открытой двери избы.

…Первый день одиночества Кекжал провёл в поисках своего хозяина. Обнюхав все углы заимки, он сбегал к озеру, спугнул стаю уток, собиравшихся в дальний полёт, и вновь вернулся к заброшенному жилищу.

К вечеру ему удалось поймать зазевавшуюся дрофу и, утолив голод, пёс улёгся в углу старого пригона.

Прошло несколько дней. Кекжал попрежнему скучал по людям. Подолгу лежал возле давным-давно потухшего костра, обнюхивал ржавое дырявое ведро и, усевшись на задние лапы, смотрел по сторонам в надежде увидеть хозяина.

Степной осенний ветер гнул к земле редкие оголённые кусты джузгуна, шелестел побуревшим кокпеком, шумел в серых озёрных камышах и, вырвавшись на простор ковыльной степи, казалось, дул с удвоенной силой.

В середине ноября выпал густой снег. Шёл он всю ночь. Утром, выйдя из своего убежища, Кекжал приподнял голову и долго смотрел на расстилавшуюся перед ним равнину. Кругом стояла мёртвая тишина, на белом фоне степи одинокая фигура собаки казалась застывшей.

До февраля Кекжал жил на старой заимке, охотясь за мышами и зайцами. За это время шерсть его стала грубее, злобный взгляд глубоко сидящих глаз не предвещал ничего доброго. Собака дичала.

Но какая-то сила влекла её к людскому жилью, и, свернувшись в клубок в углу пригона, она чутко прислушивалась к шорохам степи. Гоняясь однажды за тушканчиками, она и наткнулась на лежавшую в полыннике Асыл.

ГЛАВА 3

Девочка проснулась от злобного рычания собаки. Пёс, вздыбив шерсть, стоял у порога, рычал на невидимого врага. В разбитое окно дул холодный предутренний ветерок. Кекжал повернул голову к хозяйке, как бы ожидая, когда она откроет дверь. Девочка подтянула к себе найденный с вечера топор и продолжала молча сидеть, прислушиваясь к шорохам наступающего утра. Кекжал не успокаивался. Обнюхивая углы дверей, он поднялся на задние ноги, пытаясь её открыть. Но та не поддавалась. Асыл показала собаке на окно, Кекжал вскочил на нары и метнулся в оконный пролёт. Вскоре послышался лай собаки. Постепенно замирая в степи, он затих где-то вдали. Девочке стало ясно, что ночью возле заимки, видимо, бродил какой-то крупный зверь. Начинался рассвет.

Наконец вернулся Кекжал. Асыл вышла из избы и села на пороге. Сверкая красками, перед ней лежала бескрайняя степь.

За два дня скитания по степи Асыл похудела, глаза глубоко запали, лицо потемнело, на нём резко выступили скулы. Вспомнив про дедушку Рустема и Веру Константиновну, Асыл загрустила. Кекжал, положив голову на её колени, тихо заскулил. Девочка обняла его за шею и дала волю слезам. Перед мысленным взором Асыл встал образ Веры Константиновны: «Как хорошо мне было с ней. Пускай трудно было в гимназии, но зато, когда приходишь, бывало, домой после уроков, Вера Константиновна всегда ласково расспрашивала о жизни гимназии и каждый вечер проводила со мной. Нет, мне её никогда не забыть…»